Журнал «Новое время» 23 апреля 2006

http://www.newtimes.ru/artical.asp?n=3129&art_id=7435

Посылка из Византии
Церковь не сумела найти достойное место в обществе. Потому что не там ищет

Георгий Трубников

 
 Центральной темой мероприятия с пышным названием «Х 
Всемирный русский народный собор» стало обсуждение проблемы 
прав и свобод человека и создание собственного 
правозащитного центра. Однако не радуйтесь, господа 
правозащитники. Вашего полку не прибыло. Скорее наоборот: 
это вам смена идет. Ведь просто разгромить правозащитное 
движение нынче как-то неудобно, желательно его 
политкорректно заместить. Это и подтвердил председатель 
Отдела внешних церковных связей Московского патриархата 
(ОВЦС МП) митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл: 
«Величайшей ошибкой некоторых правозащитных организаций 
являлась деятельность, которая, мягко говоря, не 
соответствовала патриотическому настроению абсолютного 
большинства народа. Эти перекосы правозащитной деятельности 
должны быть исправлены». То есть митрополит нас учит свободу 
любить не как-нибудь, а патриотично. Копает он глубоко: 
«Концепция прав человека, как она представлена сегодня в 
международных организациях и в западной политической мысли, 
не является производной нашего исторического опыта и 
культурного контекста». Она, оказывается, со злополучного 
Запада нам принесена, притом «на штыках Великой французской 
революции».
 
Свой бог
 
Владыка призывает говорить «о религиозной составляющей 
отечественной историософии», и вот это очень сильный ход. 
Здесь у него едва ли найдутся достаточно подкованные 
оппоненты. В течение всех двадцати лет легального 
либерально-демократического движения его руководители и 
идеологи старательно избегали разговоров в этой плоскости, 
ограничиваясь лишь тезисами о свободе вероисповедания и 
отделения церкви и государства. Либералы не хотели чисто 
прагматически использовать в своих целях все, что касается 
религии. «Раз я не верю в Бога, то и не говорю о Нем». 
Вообще идеологией и тем более идеологической пропагандой 
либералы в отличие от коммунистов в силу своей 
целомудренности не занимались, считая, что открытое 
информационное поле само сделает свое дело. 
 
Это было ошибкой. Пресловутая разруха в головах за эти годы 
неимоверно увеличилась, достигнув, как показывают 
социологические исследования, критического уровня. В 
общественном сознании отсутствует какой бы то ни было 
историзм, царствуют многочисленные фобии. 
 
В религиозных вопросах это особенно очевидно. Девять из 
десяти людей, посещающих церковь, на не слишком корректный 
вопрос: кем вы себя считаете – христианином или 
православным, уверенно отвечают: православными. В центре 
веры этих людей зачастую находится вовсе не Христос, а некий 
языческий идол. «Это у вас жидовский Христос, а наш русский 
бог – Николай Чудотворец!» – даже такое доводится услышать в 
православном храме.
 
Все это не случайно. РПЦ исподволь упорно и успешно внедряет 
в российское общественное сознание убеждение в том, что 
православие по существу есть отдельная религия, иная, нежели 
католичество и протестантизм. В смягченной форме это 
выглядит так, что западное христианство давно выродилось, 
истинная вера осталась только в лоне РПЦ.
 
Напомним себе и мы пунктиром историю христианства в нашей 
стране. Не будем акцентировать вопрос о насильственности 
крещения, о массовом купании в Днепре. В конце концов, любое 
учение сопряжено с принуждением. Будем считать, что правящая 
элита приняла христианство добровольно и осмысленно, а в 
дальнейшем лишь способствовала деятельности миссионеров в 
толще народных масс. 
 
Но нужно помнить, что миссионерами у нас были посланцы 
Константинополя, а не Рима. Приняв христианство от Византии, 
русское православие законсервировало не лучшие ее традиции, 
и прежде всего – отношения с государством. Статус 
государственной религии неизбежно сопряжен с насилием со 
стороны государства, ставит церковь в служебное положение, 
превращает церковь в государственное министерство по 
религии. Насилие ощущает и человек, когда его принадлежность 
к церковному приходу и церковная дисциплина служат гласным 
подтверждением его верноподданности государству (немногие 
помнят, что в царской России каждый чиновник был обязан 
ежегодно предоставлять справку о причастии). Эта ситуация 
развращающе действует и на священнослужителей, лишая их 
необходимости бороться за каждую человеческую душу, 
заниматься миссионерской деятельностью.
 
Таким образом, прививка была осуществлена технологически 
грубо, не на главный ствол, а на ветвь, имеющую у основания 
глубокую трещину в виде наметившегося раскола.
 
Восьмой Собор
 
В России принято считать, что разделение церкви явилось 
результатом разделения Римской империи на Западную и 
Восточную, то есть произошло по политическим мотивам. 
Считается, что оформилось оно в 1054 году, когда глава 
церкви папа Лев IX и константинопольский патриарх Керуларий 
(бывший хотя и могущественным, но все же только епископом) 
предали друг друга анафеме.
 
Всей церковью признаются семь Соборов, произошедшие до 
разделения, на которых были представлены все епископаты. Но 
был еще один Собор, который также имел полный кворум и все 
основания считаться Вселенским, однако Московский патриархат 
его не признает. 
 
Восьмой, Флорентийский собор был созван в 1438 году, спустя 
четыреста лет после разделения. Это говорит о том, что все 
прошедшее время среди христиан, разделенных властями, не 
ослабевала тяга к воссоединению. Восточная церковь была 
представлена очень солидно: византийский император, 
константинопольский патриарх, все высшие православные 
иерархи. Собор проходил в течение семи лет, но главный 
документ, Уния, был подписан уже в 1439 году. Из всех 
важнейших решенных вопросов упомянем лишь о двух: об 
окончательном тексте Символа веры и о верховенстве папы. 
Уния была подписана, часть участников Собора разъехалась.
 
Уехал и митрополит Московский и всея Руси Исидор. В октябре 
1440 года он прибыл в Киев и своими посланиями возвестил о 
принятии Унии. Через полгода приехал в Москву и провел 
службу в Успенском соборе, где торжественно провозгласил 
Унию, а во время литургии поминался папа. Духовенством и 
боярами все происходящее было воспринято спокойно.
 
Однако вскоре великий князь Василий Васильевич, которому от 
роду было 24 года и которого впоследствии назвали Темным, 
приказал заточить митрополита и низложил его. Московская 
церковная общественность дружно поддержала почин главы 
государства и прокляла Унию. Вот именно с этого момента 
Московия окончательно пошла своим путем. 
 
Именно Московия, а не Русь, потому что большая часть Руси, 
которую мы теперь называем Украиной и Белоруссией, Унию 
приняла, и униатское движение в виде грекокатолической 
церкви – христианского объединения, подчиняющегося папе при 
сохранении православных обрядов, – живо до сих пор, несмотря 
на жесточайшие гонения со стороны московских императоров от 
Екатерины до Сталина.
 
Итак, если поставить вопрос о разделении христианской церкви 
юридически, то факты говорят о том, что нарушила союз и ушла 
в раскол именно православная церковь.
 
Самообольщение
 
Какой же путь прошла за это время РПЦ, какой опыт по защите 
своих чад приобрела, какие высоты осилила в распространении 
истинного христианского учения?
 
Имея независимость от Святого престола, независимости от 
государственной власти церковь так никогда и не получила, 
впрочем, почти никогда и не стремилась к ней. Полученное за 
мзду от нищего Константинопольского патриархата 
патриаршество (в 1589 году, пятое по счету среди 
православных церквей) ситуации не изменило, да и 
просуществовало недолго. В двухсотлетнюю синодальную эпоху 
ни о каком благотворном влиянии церкви на власть и речи не 
шло. Власть, лишенная каких-либо моральных препятствий, 
непрерывно завоевывала территории, заселенные иными 
народами, и держала в рабстве и темноте собственный народ. 
 
 Разумеется, сама архитектура храмов, фрески, многоголосное 
пение, зрелищность служб не могли не воздействовать на 
лучшие чувства прихожан. Для народа церковь была 
единственной формой приобщения к культуре. Но было ли этого 
достаточно, чтобы приобщиться к сущностям христианского 
вероучения, отнюдь не лежащего на поверхности? Понимали ли 
русские неграмотные крестьяне смысл евангельских и 
апостольских чтений на незнакомом языке? Каждый ли священник 
в своей проповеди стремился раскрыть глубину и высокий смысл 
нравственного учения Христа? 
 
В нарушение евангельских заповедей и вопреки литургическим 
молитвам о соединении всех церквей в храмах и в церковной 
литературе проповедовался изоляционизм, сеялось непринятие 
европейского христианства, утверждалась исключительность 
русского православия. «Святая Русь», «Третий Рим», «Народ-
богоносец» – все эти самоназвания есть результат 
самообольщения, то есть имеют ту же природу, что совсем уже 
фарсовые лозунги типа «Да здравствует советский народ, 
строитель коммунизма». Крайний консерватизм и самоизоляция 
как церковная политика во всех сферах православной жизни 
привели к укреплению в православии таких тенденций, как 
обрядоверие, остатки язычества, суеверия. Веками не 
меняющееся богослужение становилось все менее понятным 
прихожанам, превращаясь в абстрактное театрализованное 
действо. Пролегла пропасть между церковной и светской 
жизнью, религиозная культура народа слабела. Кризис 
православия стал фактом к концу XIX века.
 
Надежды на обновление появились после падения монархии. 
Поместный собор 1917 года, половину которого составляли 
миряне, включая выдающихся светских богословов, успел 
принять несколько реформаторских решений, так и оставшихся 
не выполненными. Наступила самая страшная эпоха в истории 
церкви.
 
 Приблизительно двести епископов, приблизительно триста 
тысяч церковнослужителей были убиты и замучены в лагерях. Да 
простится мне это слово «приблизительно». Точной статистики 
до сих пор нет.
 
Большой соблазн состоит в том, чтобы в уничтожении церкви 
обвинить инородцев, прорвавшихся во власть. Да нет, это 
собственные иваны, родства не помнящие, собственные юродивые 
сбивали кресты, сбрасывали колокола, срывали со стен иконы и 
конвоировали арестованных батюшек. И главное – не защищали, 
за редким исключением. Охотников пострадать за веру 
оказалось все-таки не слишком много. Ведь поляки-то ни при 
каких властях не допускали таких расправ. Наша церковь 
оказалась неспособной противостоять атеизму революционеров-
сокрушителей. Слаба оказалась православная вера.
 
С 1943 по 1988 год – сергианский период выживания РПЦ. В 
некоторых из оставшихся храмов разрешены службы, но вне 
храма – никоим образом. В семинарии принималось не более 60 
воспитанников ежегодно. До 1956 года не был напечатан ни 
один экземпляр Священного Писания. Подавляющее большинство 
храмов так и не было открыто. Были прочно забыты 
реформаторские решения Поместного собора 1917 года. 
Усилилась вертикаль власти. От Совета по делам Русской 
православной церкви нельзя было скрыть ни слова, без него 
нельзя было сделать ни шагу. В оперативных сводках КГБ 
священники шли под кличками, как и прочие агенты. (Кажется, 
только один иерарх покаялся в сотрудничестве с КГБ.) Есть 
основания считать, что нарушалась тайна исповеди. В таких 
условиях, конечно, не до вопросов о мировой роли 
христианства.
 
В результате мирной демократической революции церковь 
получила свободу, хотя сама не принимала участия в 
завоевании свободы, в демократическом движении. Возникла 
надежда, что церковь возродится в самом высоком смысле слова 
и займет достойное и притягательное для людей, ищущих Бога, 
место в обществе. Этого не случилось. Притягательной РПЦ 
стала прежде всего для ксенофобов и лицемеров. И смотреть на 
себя взыскующим взглядом она не умеет. 
 
Таким образом, «русская цивилизация», о которой говорит 
митрополит Кирилл, увы, вопреки его утверждению, практически 
не имеет «положительного опыта общественной жизни», а из 
огромного отрицательного опыта выводы не сделаны.
 

home