Ш

Около часу тому назад я. прибыл с форта в Кронштадт и нахожусь в казармах Балтийского флота. По распоряжению высшего командования я должен здесь получить назначение во фронтовую часть. Дела по боевому питанию снова принял сержант Надеждин. Первый этап моей военной жизни — месяц на форту — закончен.

Получил койку в комнате для приезжающих командиров, поставил вещи, умылся и решил пройтись по городу.

Я не бывал в Кронштадте. В юности не пришлось, а после революции большевики закрыли свободный доступ в город Кронштадт.

—Вы куда? — останавливает меня постовой у ворот.

—В город.

—Ваша увольнительная?

—Какая увольнительная? Я командир.

—Без увольнительной записки выходить никому не разрешается.

Узнаю, что делом увольнения ведает полковой адъютант. идy к нему. Перед дверью встречаюсь еще с двумя командирами. Они тоже хотят в город. Входим втроем.

—Зачем вам в город? — грубовато спрашивает адъютант.

—Купить кое-что нужно, — объясняет один из командиров.

—Знаем, купить! Надрызгаетесь! А потом возись с вами, - говорит адъютант, но увольнительные выписывает.

Я смотрю на моих сотоварищей. На них это «надрызгаетесь», как будто, не произвело впечатления. Почему же я не могу привыкнуть?

Сквер на площади Кронштадта. Сижу на скамейке. Женщина средних лет подходит, смотрит на меня и садится рядом. Что ей надо?

—Товарищ командир, — шепчет она мне в ухо, — поглядите, вон там, на скамейке сидит молодой человек. Это — немецкий шпион. Я давно за ним наблюдаю. Всё смотрит кругом, а потом в книжечку пишет. Арестуйте его, товарищ командир!

Недалеко от нас сидит юноша и пишет что-то в блокноте. Он иногда поднимает голову, смотрит в небо и снова пишет. Отгадать, пожалуй, не трудно — он наверно влюблен и пишет стихи.

—Товарищ командир, арестуйте его! — настаивает женщина. Она вся проникнута жаждой сенсации.

О шпиономании я уже кое-что слышал. Мне рассказывали, что в Ленинграде, например, дошло до того, что волокли в линию даже милиционера, заподозренного в том, что он переодетый немецкий шпион.

Все радиостанции в промежутках между маршами и патетическими песнями только и делают, что громят паникеров, шептунов, предостерегают от диверсантов, вражеских парашютистов и лазутчиков и призывают к повышению бдительности и борьбе не только с внешним, но и внутренним врагом. Все силы советской агитации и пропаганды брошены на этот «участок идеологического фронта».

Господи! Что мне делать с этой дурой? Я так не расположен сейчас к глупым скандалам.

—Знаете что? За сквером стоит постовой милиционер. Идите к нему и расскажите о ваших подозрениях. Я пока постерегу шпиона.

Женщина быстро направляется к милиционеру, а я, как только она скрывается за деревьями, обращаюсь в постыдное бегство.

Не знаю, удалось ли в этот день влюбленному поэту закончить свой сонет.

____

Из завуалированных сводок Советского Информбюро всё-таки совершенно ясно, что Красная Армия ни на одном из рубежей не в состоянии задержать немецкого наступления. Газеты заполнены описаниями отдельных боевых эпизодов, рисующих подвиги красных героев.

____

Приемная полкового врача. Большая очередь, но она двигается быстро, по-военному.

Хочу просить дать направление для снятия кардиограм­мы, т. к. последнее время чувствую себя неважно. Да к тому же ждать назначения в часть придется, по-видимому, несколько дней. 

—На что жалуетесь?

— Сердце... — я хочу расстегнуть тужурку.

—Не надо. Вот вам порошок.

— Нельзя ли кардиограмму...

—Не задерживайте. Следующий!

От какой сердечной болезни я получил порошок — не знаю. Но всё остальное было коротко и ясно.

Невольно вспомнилась встреча с другим врачом. Это было год тому назад. Я проходил как командир запаса врачебную комиссию в военном комиссариате.

—На что жалуетесь?

— Сердце.

—На что еще?

— Больше ни на что не жалуюсь.

— Ну так и запишем — ни на что не жалуется. Стетоскоп прикасается на секунду к груди, перескакива­ет на спину и в военном билете появляется жирная запись «здоров».

Следующий!..

____

Мне не пришлось получить нового назначения. Судьба распорядилась иначе. Я заболел, попал в госпиталь, был переосвидетельствован и признан негодным к занятию строевых должностей.

Далее

Оглавление повести