Брату – Владимиру Николаеву
В день его 50-летия, 14.02.86
«Брат мой, враг мой» - эту формулу я десятки лет разгадывал.
Только дело здесь не в возрасте, подзатыльники – не в счет.
Ты шпане новопроложенской крикнул сдавлено: «Ну, гады вы!»
Миг бессилия и ярости – сколько было их еще!
Ореол отца с погонами наплывал на мать и отчима,
Ревматизм вгрызался в сердце, у соседа хлеба нет.
Пусть осознанное мужество прорастет из одиночества,
Но не только сила воли движет мир две тыщи лет.
Враг слюнтяйства и нервозности, выбивал ты их гантелями.
Ты по мне палил без промаха, сбивая пыль с ушей.
В поворотные моменты одного с тобой хотели мы,
И на тропах заповедных не искали барышей.
За тобой я, как за лидером, поспевал, пригнувши голову.
Я мотался в завихрениях, а ты кричал: «Пустяк!»
Твои истины ласкали – наждаком по телу голому.
По одной прямой мы двигались, только в разных плоскостях.
Промежуточные финиши накатили юбилеями,
Серебрятся твои волосы, золотится блеск наград…
Если ты в моей невнятице не сумел понять идею –
упрощу ее решительно, и скажу: «спасибо, брат!»
Коллеге,
стихотворцу
Дай, Николай, твою крепкую
руку!
Прервав юбилейные «Ох» и
«Ах»,
скажу тебе прямо, как
умному другу
об этих самых
ТВОИХ СТИХАХ.
Про то защищать
диссертации нам бы…
От первых тетрадок и
синих чернил
сердца нам качали упругие
ямбы,
к себе нас поэзии голос
манил.
Она говорила нам:
«Выскажись внятно,
любуйся словами,
за рифму держись!»
А рядом с этим шла
непонятная
в своей простоте
реальная жизнь.
Как часто их режет
суровое лезвие!
Я рад, что в твоей
многотрудной судьбе
слились органично
жизнь и поэзия
в диалектической их
борьбе.
Не то чтоб стихом
зарабатывать деньги –
на это немало охотников
есть…
Штурмуют редакции нощно и
денно
в попытках продать
свое имя и честь.
И славы ты тоже не
льстишься добиться –
такой, что дается
великим поэтам.
Ты понял однажды: ведь их
–
единицы!
Один на столетье,
и хватит об этом.
Но прятать талант не
позволит порода.
Так суждено нам до
финишных дней:
не получилось писать для
народа –
надо писать для
конкретных людей.
И вот сочиняешь
частушки, куплеты,
или памфлет о столовском
блюде,
и эпиграммы для
стенгазеты,
и поздравленья хорошим
людям…
Казалось бы – что там –
одни пустяки!
Но если
ОТВЕТНОЕ ЧУВСТВО
вызвали в людях твои
стихи –
значит, это искусство!
Значит – недаром стараешься
ты!
Значит – стихом,
устремленным вперед,
ты приближаешь приход
КРАСОТЫ,
КОТОРАЯ МИР СПАСЕТ!
Вот так я считаю, и я уже
стих…
Сегодня – такая дата!
Живи и работай, а этот
мой стих –
нечто вроде мандата.
К мандатам, конечно,
почтенья нет…
Но этот мандат не
таковский:
«Н.В. Толоконников - это
поэт!»
За подписью:
В. Маяковский.
1982
в отвратительном настроении.
Мне, как часто бывает,
хотелось
Бросить к чертям институт,
Написать поэму об уличных фонарях,
Или, взяв декана за пуговицу,
Прочесть ему что-нибудь
Блока.
Лектор - совсем молодой и очень спокойный -
Был, как назло, моим однофамильцем
и даже чем-то похож
на отчима.
Его лекция была очень странной.
Он говорил не о физике плазмы,
А об энергетической проблеме Земли.
По его словам выходило,
что самого обычного топлива
человечеству хватит едва ли на сто лет.
И мысль его вела к тому,
что выход может быть найден
только в ядерных реакциях
слияния.
Именно не деления, а слияния.
И мне это очень понравилось.
Мной овладела немудреная мудрость.
Все равно
не согреешь
Всех встреченных жаркими словами,
идущими от самого сердца,
рукопожатиями и поцелуями,
хотя в тебе очень и очень много тепла.
И, выходя из аудитории,
Я знал теперь уже твердо,
Что буду работать в физике плазмы.
А, проходя по узкому коридору
Малой Пионерской улицы,
Разыскивая знакомые звезды
И думая о ближайшей из них,
Не видной отсюда Альфе Центавра,
Я понял, что поэзию тоже
я никогда не смогу оставить.
1962г.