«Петербургский час пик» 14 мая 2004
Судьба поэта
12 МАЯ 1933
ГОДА родился
В 1947 ГОДУ («Мне
четырнадцать лет») школьник посылает стихи Пастернаку, и с этого момента
начинается их дружба. Сам Вознесенский сравнивает ее с дружбой льва и щенка. «Он
был одинок в те годы, отвержен, изнемог от травли, ему хотелось искренности,
чистоты отношений, хотелось вырваться из круга — и все же не только это. Может
быть, эти странные отношения с подростком, школьником, эта почти дружба что-то
объясняют в нем? Может быть, он любил во мне себя, прибежавшего школьником к
Скрябину? Его тянуло к детству». Учениками Пастернака, его
подопечными, хотели и пытались стать очень и очень многие. Но учеником стал
один Вознесенский и гордого этого звания ничем не запятнал. «Он никогда не пользовался пастернаковскими любимыми размерами,
сознательно убегал от его мелодики и интонации, рубил строку, вел свой генезис
от более правоверных футуристов, интересовался даже и опытом заумников — но
содержание его поэзии неизменно оставалось христианским, молитвенным, и это
тоже пастернаковское, — хотя восходит, конечно, к истокам его священского рода.
Фамилия Вознесенский просто так не дается. Литургические интонации —
бессознательно, по его собственному признанию, — проникали и в те стихи, в
которых он оплакивал не ушедших, а ненаписанное. «Плач по двум нерожденным
поэмам» — стихи, с которых начинается настоящий, зрелый Вознесенский. Но
интонация его молитв, самая их интимность, близость их к любовной лирике — тоже
от Пастернака, от «Магдалины»». Это я с удовольствием процитировал Дмитрия
Быкова, самого, на мой взгляд, значительного сегодня литератора «из молодых»,
фантастически работоспособного, потрясшего серьезного читателя своей книгой о
Пастернаке в серии ЖЗЛ.
В 1959 ГОДУ «Литературная газета» печатает поэму Вознесенского «Мастера», Пастернак пишет ему: ««Я – в больнице. Слишком часто стали повторяться эти жестокие заболевания. Нынешнее совпало с Вашим вступлением в литературу, внезапным, стремительным, бурным. Я страшно рад, что до него дожил. Я всегда любил Вашу манеру видеть, думать, выражать себя. Но я не ждал, что ей удастся быть услышанной и признанной так скоро». Нужно осознавать, что это было за время. Это было самое настоящее возрождение в виде оттепели. После сплошной мерзостной лжи, которой были опутаны и оглуплены люди в течение сталинской эпохи, прозвучало живое Слово. Те, кто услышали его, остались шестидесятниками на всю оставшуюся жизнь.
В МАРТЕ 1963 года в Кремле состоялось «собрание представителей художественной интеллигенции», где Вознесенскому было предоставлено слово. Не успел Андрей сказать «как и Маяковский, я не являюсь членом партии», как Н.С.Хрущев обрушился на Вознесенского с яростной руганью: «Почему вы афишируете, что вы не член партии?! «Я не член партии» — вызов дает! Сотрем всех на пути, кто стоит против Коммунистической партии, сотрем!». Последовали угрозы выслать поэта из СССР. Началась травля, несколько утихшая к концу 1964-го.
К НАЧАЛУ 70-Х мы видим уже другого Вознесенского – Мастера, умеющего в трагически сдержанной напряженной речи обращаться к читателю, прорывая паутину цензуры. В семидесятых написаны и напечатаны вершинные, на мой взгляд, произведения русской поэзии в сборниках «Дубовый лист виолончельный», «Витражных дел мастер», «Соблазн», среди них поэмы «Вечное мясо» и «Андрей Полисадов». Вознесенского печатают, выпускают за границу, он каждый раз возвращается, и при этом – заговор молчания в критике, отсутствие сборников на прилавках магазинов (тиражи его книг «распределялись» среди номенклатуры и появлялись лишь на черном рынке), отсутствие упоминания о Вознесенском в школьных учебниках.
В СЕРЕДИНЕ 80-Х всем стало не до поэзии. Прямой эфир телевидения и публицистика вытеснил всё, и это было справедливо. Шла революция, и делали ее, к слову сказать, не кто иные как шестидесятники.
Последний поэт России остался непрочитанным страной. Не только он: «Архипелаг Гулаг» тоже не прочитан, а это, может быть, еще хуже. Значит, подлинное возрождение еще не совершилось. Всё еще впереди.
...Как тихо после взрыва! Как вам здорово!
Какая без меня вам будет тишина...
Но свободно залетевшее
иррациональное зернышко
взойдет в душе озерного пацана.
И все будет оправдано этими очами —
наших дней запутавшийся клубок.
Вначале было Слово. Он все начнет сначала.
Согласно информации, слово — Бог.