Георгий Трубников

Мемуары клубного энтузиаста

ПРЕДЫСТОРИЯ И НАЧАЛО. О клубе НИИЭФА я мечтал с момента поступления на работу. Мои студенческие годы прошли в Москве во времена вольницы шестидесятых, где поэтические вечера и литературные дискуссии заменяли нам и религию и политику.

Я мечтал о клубе не как о помещении с уютными креслами, а как о собраниях людей одного уровня. Хотелось перенести откровенные разговоры из кухонь и курилок в более определенную, ответственную атмосферу. Были примеры: новосибирский Академгородок, Протвино и другие научные центры, славившиеся как очаги свободомыслия.

Первая попытка создать такой клуб была сделана еще в 1967 году, в ней приняли участие Р.М.Кезим, С.В.Удальцова, М.Я.Шалыто. Мы даже написали пьесу «Щи и мяч», но поставить ее так и не смогли. Все же трудно было без помещения, без штатных работников.

Поэтому, как только 25 лет назад пронеслась весть о том, что часть построенного торгового центра будет использована в качестве клуба, я пошел к тогдашнему секретарю парткома М.Д.Веселову со своими предложениями об организации будущего клуба. Он горячо меня поддержал и сказал, что НИИЭФА берет на работу в качестве директора клуба заведующую клуба в Петрославянке. Так мы познакомились с Александрой Павловной Тарасовой.

Впереди было много лет совместной работы, радостей, удач и разочарований. Все не вспомнишь, остались лишь островки памяти.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КЛУБ. Ну, может быть не клуб. Скорее, конечно, лекторий. Лекции читали  литературоведы Володарская, Григорьев, Дубшан, позже Лурье и прекраснейший, очень популярный сейчас Борис Аверин. Вызвать после лекции дискуссию было нелегко именно из-за высокого уровня лекций, но иногда удавалось и это. Чаще других темами были творчество Ахматовой, Пастернака, других поэтов серебряного века. В прозе - Булгаков, Шукшин, Распутин. После лекций почти всегда читали лучшие питерские чтецы. Среди публики постоянно бывали матери с взрослеющими детьми. На ленинградских поэтов почему-то ходили плохо. Помню, как, замазывая неловкость, сидел с Кушнером, пытался его утешить, когда никто не пришел.

ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Его стихи я читал каждый год 12 мая. И читал не только в нашем клубе. Кому-то такая привязанность может показаться маниакальной, но я и сейчас считаю, что это великий поэт, который еще будет оценен Россией. Это очень высокая поэзия, но в те годы она к тому же была средством очень откровенного общения. Сколько раз ко мне после окончания двухчасового вечера подходили люди и полушепотом спрашивали: «Неужели это все напечатано?»

АВТОР СОНЕТОВ ШЕКСПИРА. Так назывался вечер нашего коллеги из Риги доктора физ-мат наук Бирзвалка, которого пригласил И.В.Лаврентьев. Бирзвалк очень убедительно показал, что истинным автором сонетов и ряда пьес Шекспира был граф Роджер Менерс.

МАКАРЕВИЧ, ГРЕБЕНЩИКОВ. Сергей Дмитриев с упоением рассказывал, что появилась группа «Машина времени» - команда молодых и пока никому не известных ребят, которые поют замечательные песни, показывал их тексты, предлагал организовать выступление. Но нужно было им заплатить. Сумма была вполне посильная, но чин Х, от которого зависел этот вопрос, категорически отказал, ознакомившись с текстами. Так наш клуб Макаревича и не увидел. Тот же чин через несколько лет не санкционировал выступление опять же никому тогда не известного Гребенщикова. «Аквариум» все же выступал у нас, но гораздо позже, уже в зените славы.

ЦЕНЗУРА. Готовился какой-то торжественный вечер и концерт самодеятельности с капустником к нему. Написал я по обыкновению свои слова к шлягеру. В том году это была песенка «На недельку до второго...». Слова были про нашу жизнь, и, в частности:

Это разные заботы:

на работу и с работы.

На работу - сладко спишь ты,

или так - глядишь в окно.

А с работы - злее волка,

ты сидишь, как на иголках,

проклиная переезды

И все власти заодно.

Во время просмотра (а его производила комиссия самого высокого в НИИЭФА уровня) после исполнения песенки подал голос представитель парткома: «А какие-такие власти вы имеете в виду?». «Ну, там, поселковые, железнодорожные...» - замялся я. «А может быть партийные?» - вспарил представитель.

«А может и партийные, если ни хрена не помогают!». Это О.А.Гусев жестко и совершенно серьезно пронзил взглядом оторопевшего представителя. Спасибо, Олег Александрович!

А уже потом Гусев отозвал меня в сторону и  сказал: «Соловьев исключить!». «А скворцов можно?»  «Скворцов можно». Дело в том, что там был еще один текст, который не заметил представитель. «На переезде красится шлагбаум, знать прилетают скоро соловьи». Суть была в том, что ожидался визит первого секретаря обкома Соловьева и по этому поводу готовилась обычная показуха.

БЛАГОСЛОВЕННЫЙ 1987-й.    Конечно же, все определяла политическая ситуация. Точнее, результаты горбачевской гласности предыдущих полутора лет. Горбачев лично разрешал редакторам некоторых журналов публикации, содержащие совершенно новые идеи. Газеты и другие журналы подхватывали эти идеи и подробно их обсуждали. Волны эти докатывались уже не только до кухонь, у нас появилась возможность говорить громко.

Несколько примеров приходят на память. В 1986 году вышел роман Чингиза Айтматова «Плаха». В нем впервые в советской литературе (не считая «Мастера и Маргариты») была мощно поднята религиозная тема. И вот я организовал в клубе  диспут по этой книге. Практически, впрочем, говорил я один, потому что приглашенный мною в качестве оппонента кандидат наук по атеизму Трусов оказался в последний момент достойным своей фамилии. На заднем ряду сидела некая дама и, возмущенно пожимая плечами, записывала мои слова. «Коммунист Трубников призывает обратиться к религии!». Уже на следующий день меня вызвали в райком для объяснений. Однако явных репрессий не последовало: ведь я говорил не о подпольном романе, а о романе, напечатанном во всесоюзном журнале.

Примерно так же проходила в литературном клубе встреча с Даниилом Граниным и обсуждение его романа «Зубр». Будучи ведущим, я все время подталкивал Даниила Александровича к теме взаимоотношений СССР и Германии в 1939 году. Он тогда сказал: «Действительно, читая газеты того времени, я  поражался тому, какая, оказывается, нежная дружба была у нас с Германией». До опубликования секретного мирного договора пройдет еще несколько лет, но мысль слушателей уже начинала работать. Впрочем, наше общественное сознание так по-настоящему и не пришло к пониманию вины Сталина и его окружения в развязывании второй мировой войны.

Статья И.П.Коссаковского в газете «Смена» о Федоре Раскольникове, первая публикация его письма Сталину. Самиздатовскую копию этого письма много лет я держал в черном конверте, время от времени перечитывая, каждый раз пополняя в себе непринятие сталинизма. Коссаковского я немедленно нашел, он выступил у нас в клубе.

И, наконец, статья Г.Х.Попова. Цитирую свой дневник: «Планка гласности поднята очень высоко. Главное - говорится, наконец, о системе. Гавриилу Харитоновичу Попову надо памятник поставить: он первый произнес слово «система». Он назвал ее Административной в четвертом номере журнала «Наука и жизнь» за 1987 год. Его сразу стали цитировать все перестройщики, включая Горбачева. И договорились даже до реформы политической системы. Никто, правда, еще не сказал, что ключом политической системы является механизм выборов». И здесь та же ситуация: слово, напечатанное с разрешения Горбачева, подхватывается, широко и легально обсуждается. Первая публичная дискуссия клуба «Перестройка», в которой я, между прочим,  выступал, называлась «План или рынок», на ней статья Попова неоднократно упоминалась, а вторую дискуссию тут же было решено посвятить исключительно этой статье.

Воистину - в начале было слово!

Храм св. Александра Невского, который мы начали восстанавливать  в 1987 году, казалось бы, не имеет отношения к клубу. Но нельзя не вспомнить, что, когда стало ясна необходимость как-то оформить нашу группу, А.П.Тарасова предложила нам зарегистрироваться при клубе в качестве любительского объединения. Сейчас это может показаться мелочью, но прорываться в начальственные кабинеты и разговаривать с официальными лицами стало намного легче в качестве председателя любительского объединения «Невская битва». Так что - спасибо, Александра Павловна!