"ИНDЕКС - досье на цензуру", 1997г

Николай Работнов
Николай Семенович Работнов - доктор физико-математических наук, профессор, заслуженный деятель науки России, заместитель директора Государственного научного центра РФ "Физико- Энергетический институт им. академика А.И.Лейпунского"

ДАВНО... В ШЕСТИДЕСЯТЫЕ

    В нормальной, динамично развивающейся науке  - а таковой была ядерная и нейтронная физика в конце пятидесятых годов - временной интервал между поколениями примерно пять лет. Именно настолько Валентин Федорович Турчин старше меня, именно настолько и он, и я старше своих первых учеников. Поэтому, придя в 1958 году дипломником в Физико-энергетический институт (он же "Лаборатория В", он же п/я 276, он же п/я 412), я подружился с В.Ф. не сразу, разница в возрасте и опыте была ощутимой. А уж наш начальник отдела, лауреат и доктор, казался мне просто стариком - ему было тридцать два года!
     Но на стирание граней между "отцами и детьми" ушло всего год-полтора, чему поспособствовало и то, что моя жена и Таня Турчина работали вместе. Если попытаться одним словом определить, как мы, молодые физики, тогда в Обнинске жили, то слово это будет - весело.
     Драмы и трагедии начнутся через десять лет, а период до 1964 года, до переезда В.Ф. в Москву, помнится КВНом Дубна-Обнинск, где В.Ф. был капитаном команды, а я "капитаном болельщиков", юмористическим номером журнала "Знание-сила", стенгазетой с абстрактной картиной "Тарас Бульба снимает табельный номерок", выпуском сборника "Физики шутят", постановкой на сцене институтского ДК сатирических пьес В.Ф. "Господин Куб" и "Защита диссертации", где я отвечал за музыкальное сопровождение.
     И не было хрустального шара, чтоб показать нам, весельчакам, не такое уж далекое будущее: один в могиле, другой в изгнании, третий стал православным священником... Кто б поверил такому предсказанию?
     У этой затянувшейся легкости восприятия жизни и отношения к ней было свое объяснение. Во-первых, в нашем непосредственном человеческом окружении совершенно не было людей, чьи близкие пострадали бы в кровавой молотилке тридцатых-начала пятидесятых годов - входной контроль кадров атомного ведомства обеспечивал это стопроцентно. Во-вторых, растущий как на дрожжах городок (тогда еще полузакрытый Малоярославец-1) в целом был оазисом относительного материального и социального благополучия. В-третьих, наша работа была не только престижна, но и захватывающе интересна, и очевидно, неподдельно важна. И немаловажно последнее - хрущевская оттепель была в разгаре, надежды, внушенные двадцатым съездом, еще не начали выцветать.
     Как я понял позже - а смутно ощущать начал с первых лет знакомства с В.Ф. - наша "юморная" возня, которой он отдавался вполне искренне и с удовольствием, занимала в его жизни гораздо меньше места, чем у нас, его младших товарищей. Окружающую советскую действительность он разглядел до дна и понял в юности.
     Нашим иллюзиям предстояло быстро развеяться - не без помощи В.Ф., у которого их не было никогда.
     В то время для подавляющего большинства моих сверстников-коллег слово "философия" было ругательным, а "философ" - презрительной кличкой, настолько "доставали" нас четыре года диалектико-материалистической принудиловки - два в вузе, два в аспирантуре.
     Реально же существующая старая добрая философия для меня навсегда останется литературным, точнее даже поэтическим жанром. Мне трудно признать ее наукой (царицей наук, замечу в скобках, легче - бывали же у русских царицы-немки). Но В.Ф., удивительным для нас образом, философией по-настоящему интересовался.
     Только годы спустя я осознал, насколько глубоким с ранних лет было единство его интересов, казавшихся такими разными: физика, кибернетика, лингвистика, философия, политика. А в основе лежало восхищение языком в очень широком, до сих пор немногими понимаемом смысле слова. Фразу Ньютона "Математика - это язык!" цитируют часто, но по-настоящему не понимают.
     Буквально в первые месяцы знакомства В.Ф. дал мне и настоятельно посоветовал прочесть переведенный у нас тогда каким-то чудом сборник западных работ по теоретической лингвистике. Самой интересной была статья о влиянии структуры языка на мышление и восприятие мира на примере языков лабрадорских индейцев, если не ошибаюсь. Эта группа языков коренным образом отличается от того, что у лингвистов называется SAE (Standard Average European - на некотором уровне абстракции все европейцы говорят на одном языке). У этих индейцев, например, отсутствует грамматическая категория времени - а с ней и понятие времени вообще! "Можешь ты себе представить их физику, если бы они до нее дожили? - спросил меня В.Ф. - Не говоря об истории"...
     В конце 1964 года мы одновременно, почти день в день, защитили диссертации, я кандидатскую, а В.Ф. докторскую, основой которой стала его только что изданная монография "Медленные нейтроны" - по сей день настольная книга у всех, кто занимается этим предметом. На двуступенчатом банкете стало известно, что В.Ф. покидает Обнинск и переходит на работу в Москву, в Отделение прикладной математики Математического института АН СССР (ОПМ), которым тогда руководил М.В.Келдыш. Одна из самодеятельных песен, прозвучавших на банкете, называлась "ОПМ, что ты сделало, подлое!"...
     Видеться мы, конечно, стали гораздо реже, но влияние В.Ф. на старую обнинскую компанию усилилось. Он стал для нас источником новостей - и устных, и на папиросной бумаге - из только начавшего формироваться круга правозащитников. Примерно в это же время в Обнинск переехал Жорес Александрович Медведев, с которым меня познакомили не где-нибудь, а в горкоме КПСС. В партию мы только что вступили вместе с Валерием Алексеевичем Павлинчуком, с одобрения Валентина Федоровича Турчина - он считал, что надо начинать "влиять на события". Что ж, на события городского уровня мы, можно сказать, повлияли - предстоявшие четыре года оказались достаточно бурными...
     К сожалению, я не вел в те годы дневника, и в деталях хронологии могу сбиваться, но, по-моему, именно на это время пришелся разгар работы В.Ф. над всеми его основными трудами. В математике это было создание метаалгоритмического языка РЕФАЛ, первое описание которого впоследствии вышло в известном специалистам "пятикнижии" ОПМовских препринтов, в философии - "Феномен науки", в политике - "Инерция страха". Если сюда добавить уже упомянутую книгу по нейтронной физике, то именно тогда, как ни парадоксально это звучит, станет частично понятно, почему имя Турчина не получило той степени общенациональной и мировой известности, которой он, несомненно, заслуживает (я утверждаю это без малейших колебаний) как один из замечательнейших умов конца двадцатого века.
     В.Ф. практически не пишет ничего легкодоступного. Внимательно прочитавших и осмысливших все упомянутые работы, можно и сейчас, наверное, пересчитать по пальцам, и предмет моей скромной гордости, одна из крупнейших личных удач, не побоюсь сказать, достижений - тот факт, что мне это удалось. Без знакомства и многолетней дружбы с В.Ф. я был бы другим, может быть, совсем другим человеком, а жизнь моя была бы качественно беднее.
     Одна из основных мыслей "Феномена науки": развитие естественных наук избавило философов от необходимости приблизительно рассуждать о том, о чем ученые могут сказать точно. Формализацию языка научной философии, приближение его по точности к алгоритмическим языкам В.Ф. осознал как важнейшую задачу. Проект "Principia Cybernetica", над которым он работает сейчас - первый шаг в направлении к ее решению.
     Очень рано оценил В.Ф. и неизмеримо возросшую роль информации в жизни человечества. Ее сокрытие, порчу, уничтожение в советском обществе - а цензура тут была разрушительнейшим инструментом - он справедливо оценивал не только как политическое, но и как тяжелейшее экономическое преступление, ведущее не к одним только моральным, но и к огромным по масштабу материальным потерям. Последствия именно этого преступления определяют тяжесть ситуации, в которой мы сегодня оказались.
     Но вернемся во вторую половину шестидесятых. В октябре 1966 года я убыл на шесть месяцев в Данию, на стажировку в Институт им. Нильса Бора, в свою первую и на ближайшие двадцать пять лет последнюю зарубежную поездку. По возвращении, с подачи тогдашнего редактора нашей городской газеты "Вперед", незабвенного Михаила Юрьевича Лохвицкого написал длинную, на много номеров статью о скандинавских впечатлениях. При всей безобидности этих заметок Дания (страна НАТО!) не представала в них станом поджигателей войны и адом капиталистической эксплуатации.
     Меланхолический юмор был, а обличительного пафоса не было. Реакция последовала незамедлительно и из довольно высоких сфер (даже журнал "Коммунист" посвятил абзац этому крупному идеологическому упущению).
     Это был, кажется, первый звонок. Но на него мы как-то не обратили внимание. Самиздат, поставляемый В.Ф., а также новыми знакомыми Павлинчука, среди которых выделялся Павел Литвинов, читался всем теоротделом взахлеб и размножался секретарем начальника отдела на служебной машинке.
     Это в режимном-то институте, где копии всех шрифтов лежали в органах! А времена уже изменились заметно. Мы еще успели по инерции выпустить расширенный сборник "Физики продолжают шутить" трехсоттысячным тиражом (а заведующий редакцией, которому вскоре предстояло потерять из-за этого работу, говорил, что разошелся бы и миллионный). В.Ф. был, как и в первом издании, редактором-составителем. Коллективное написание короткого смешного предисловия - дело было у меня дома - стало, кажется, последним случаем, когда мы собрались по-старому вместе, фактически прощанием с молодостью. На момент поступления сборника в продажу Валера Павлинчук был уже исключен из партии и уволен с работы. Жить ему оставалось несколько месяцев, а вскоре после его похорон в августе 1968 года, ставших политической демонстрацией (приехали Литвинов, Лариса Богораз и другие), теоротдел расформировали с серией взысканий и разжалований^*.

     Неудержимо ползла в застойную яму и макрополитическая обстановка. Последовали чехословацкие события. Для В.Ф. наступило последнее трудное десятилетие его жизни на родине.

^*     Историк и известный московский врач Виктор Тополянский разыскал в архивах уникальные документы, демонстрирующие неустанную заботу руководящей партии (вплоть до ее ЦК) о том, чтобы Турчин с его друзьями - не шутили. На основании этих документов В.Тополянский написал обширную статью. В отцензурированном (помимо авторской воли) виде данная работа появилась в Литературной газете (21 октября 1992 года, N 43).
     К сожалению, В.Тополянский отказал редакции журнала в праве публикации указанных документов отдельно от всей его статьи. Однако, мы настоятельно рекомендуем читателям ознакомиться с находками историка - либо обратившись лично к нему, либо найдя указанный номер ЛГ.

Интервью с Турчиным