В оглавление раздела

Николай Работнов

Речь при вручении ежегодной премии журнала «Знамя» за 2000 г.

Выступая по такому поводу и в такой аудитории, я не могу не вспомнить с грустью и благодарностью моего дорогого друга Владимира Яковлевича Лакшина. Именно он, в ту пору заместитель главного редактора «Знамени», помог моему давнему благоговению перед языком и литературой принять, хоть и в скромных масштабах, активную форму.
В советские времена интеллигенция была, казалось бы, прочно разделена на творческую и научно-техническую. В знак признания человека творцом у нас выдавали удостоверения с печатями и фото, а науку пронизывала допускная система. Но взаимный интерес и общие чаяния помогали эти перегородки преодолевать. А сейчас растущая некоммуникабельность между двумя столь важными доменами отечественной культуры стала одним из самых тревожных фактов последнего десятилетия. Я к тому же работаю в науке не академической и не вузовской, а в отрасли, по отношению к которой это отчуждение драматически обострено. Поэтому все, что я пытался делать в журналистике, мотивировано прежде всего стремлением укрепить наше взаимопонимание, найти общий язык. Скажут — чего искать, все говорим и пишем по-русски?! Все — да по-разному. Полемика «технарей» с профессионалами СМИ почти всегда — игра в одни ворота, поскольку журналисты владеют языком лучше.
В анкетах для поступающих на любую службу всегда был пункт «Знание иностранных языков». К сожалению, пункта «Знание родного языка» в них нет, а во многих случаях честным ответом было бы: «Понимаю, могу объясняться, свободно читаю газеты и пишу с орфографическим словарем». На мой взгляд, кафедры русского языка и литературы необходимы во всех естественнонаучных и технических вузах и их следует там ввести, поначалу, наверное, на факультативной основе, а для аспирантов любых специальностей — на обязательной. И профессорами на этих кафедрах должны стать, наряду с филологами, и ведущие наши литераторы. Американских студентов учили русскому языку Набоков и Бродский, не забудем об этом. Не грех подзубрить родной язык и тем, кто идет в политику. На это ясно указывает страничка «Междометия» Вовы Белозерцева в журнале «Итоги». Она очень информативна.
Но есть и встречная, симметричная сложность. У журналистов, работающих и в печатных, и в электронных средствах массовой информации, очень распространен, мягко говоря, поверхностный и предвзятый подход к научно-технической и технико-экономической проблематике. Кроме того, СМИ, прежде всего телевидение, немало потрудились над превращением науки и техники в пугало и заметно в этом преуспели. Это отнюдь не всегда делается намеренно или даже сознательно. Но технические и техногенные экологические катастрофы, опасности, исходящие от оружия массового уничтожения и просто от современного, все более точного и страшного оружия, — естественный материал для сенсаций. А в фантастических фильмах лабораторные интерьеры становятся местом, где на глазах зрителя рождается и откуда расползается вселенское зло, планеты и целые галактики гибнут в чудовищных взрывах. Человек буквально с трех лет, с космических телекомиксов, проникается ужасом перед роботизированным, компьютеризованным будущим, где царит насилие, опирающееся на научные античудеса.
А с другой стороны, люди в современном мире настолько привыкли к удобствам, созданным наукой двадцатого века, что склонны воспринимать их как нечто само собой разумеющееся, не требующее с их стороны внимания, постоянной поддержки, серьезных забот и усилий. Что касается конкретно энергетики, то сформированное таким подходом отношение общественности к положению в этой жизненно важной отрасли и в национальном, да и в глобальном масштабе лучше всего описывается анекдотом про мужика, который выпрыгнул с тридцатого этажа и, пролетая мимо двадцатого, сказал: «Пока все идет нормально…»
Перед самым Новым годом в телевизионной викторине «О, счастливчик!» участвовал один из самых известных наших политиков. Ему был задан вопрос: «Какие электростанции дают максимальный вклад в российскую энергетику — тепловые, гидро-, атомные или ветровые?». Показательны два обстоятельства. Во-первых, этот, казалось бы, сторублевый вопрос был оценен, если не ошибаюсь, в шестьдесят четыре тысячи — Дибров знает аудиторию. Во-вторых, председатель думской фракции, авторитетно решающий со своими коллегами проблемы реструктуризации РАО ЕЭС, тарифной политики, обращения с облученным ядерным топливом и т.д., именно на этом вопросе и погорел.
С политической демагогией, старой, как мир, цивилизованное человечество разбиралось долго, но, в основном, разобралось. Существенный прогресс наблюдается здесь и в нашей стране. А вот молодая экологическая демагогия застала всех врасплох, и большинство людей оказались против нее совершенно беспомощны, от чего в первую очередь пострадала энергетика. Чего стоит, например, успех призывов решать сугубо научно-технические вопросы путем референдумов. У Киплинга есть рассказ, который называется «Деревня, где голосованием решили, что Земля плоская». Множество феерических политических и журналистских карьер всех уровней было сделано на далеко зашедших попытках превратить нашу — и не только нашу — страну в такую деревню. Хотелось бы верить, что это положение начнет меняться.
Заканчивая, скажу: я не знаю антонима к причастию «выстраданный», а если бы знал, то именно его употребил бы применительно к своим статьям для «Знамени». Я работал над ними с большим удовольствием. Тем дороже для меня сегодняшнее столь лестное поощрение.

http://magazines.russ.ru/znamia/2002/9/