Георгий Трубников. "Мой сад - гражданское общество", 2009.

Интервью «Ленинградской правде» 15 декабря 1989 года.

На весь разворот здоровенный подвал в газете Ленинградского обкома! Это они в ногу времени сделали рубрику «Политические портреты», Первый материал был о новом хозяине Смольного Гидаспове, второй – не помню, и третий обо мне.  Для «Ленправды» это была просто бомба. Интервью делала Е.П. Богословская, я отдал ей разные материалы, что-то наговорил. Строго говоря , это её текст. Спустя некоторое время Елизавета Петровна ушла в новую газету «Час пик».

---------------ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ---------------

НОСТАЛЬГИЯ ПО НАСТОЯЩЕМУ

ИЗ ИНТЕРВЬЮ Г. И. Трубникова районной газете «Вперед» 29 апреля 1989 года:

«...более всего нам не хватает свободы. Свободы от страха перед государственной машиной, полученного нами по наследству. Свободы мысли, парализованной догмами. Свободы с выгодой продавать продукт своего труда. Свободы купить желаемое. Политических свобод, сформулированных «Декларацией прав человека». Освобождение началось, но свободу мы получаем пока в гомеопатических дозах. Может быть, это и правильно: после длительного голода нельзя сразу есть досыта — это смертельно. Но жажда — огромна. Я считаю, что дозировку свободы следует решительно увеличивать».

…Под дождем, на площадке у закрытой строительными лесами церквушки, шел сельский сход Усть-Ижоры: в честь годовщины Невской битвы, случившейся 749 лет назад на этом месте. На самодельный, из нескольких досок помост вышел человек лет пятидесяти, а старушка, стоявшая рядом со мной, сказала:

«Когда выборы шли, мы за него, за Георгия-то Ивановича, молебен служили. Так хотели, чтоб он победил! Это он ведь церкву нашу восстанавливает…»

Но старушкины молитвы не помогли. Не стал коммунист-неформал, член Ленинградского народного фронта Георгий Иванович Трубников народным депутатом СССР. Хотя кроме усть-ижорских старушек было у него 10 тысяч сторонников — голосовавших за него по избирательному округу № 52.

— ЧТО ЖЕ чувствует проигравший?

— Как ни странно это покажется, но, вспоминая всю выборную кампанию, испытываю глубокое удовлетворение. Это не поза, поверьте. Наиболее близкий мне из кандидатов — Андрей Ошурков тоже не стал народным депутатом. Но все-таки вышел вперед не аппаратный ставленник, депутатом стал действительно тот, за кого проголосовали ЛЮДИ. Народ. И сама эта кампания, сама обстановка поставила его в такие условия, что теперь он не может не ощущать своей зависимости от людей. От народа.

— Говорят, что вы согласились на выдвижение своей кандидатуры только для того, чтобы была альтернатива представителям аппарата? Почему вы выступали против Ходырева? Была неприязнь?

— Нет, нет и нет. Он — человек, уже обладающий исполнительной властью, а я исходил из принципа, что исполнительная власть и те, кто принимает решения, должны быть разделены. Пусть он работает мэром, от него уже много зависит. Но законодательной властью должно быть представительство народное по сути.

— Это — о представительских органах. А как быть с выборами руководителей? Их всех переизбрать?

— Нет, речь не об этом. Но нужно сделать избранника зависимым не от вышестоящего, а от избирателей. Я просто убежден,   что   значительная часть нынешних администраторов останется на своих местах, но у них в корне изменится установка.

Вот, например, у нас в институте наш СТК долго и упорно «пробивал» положение о выборах директора. Теперь выборы у нас будут тайные, альтернативные — как положено. Но когда я на конференции заявил, что сменить сейчас директора — самоубийство, многих это удивило, кое-кто даже сказал; «продался». А я здесь не вижу никакого противоречия. От добра добра не ищут! Но мы должны руководителя именно выбрать, добровольно вручить власть, сделав независимым от вышестоящих инстанций. И проигрыш в тех, весенних, выборах надо было понимать как урок, а не как наказание.

В сознании людей проявился принцип разделения законодательной и исполнительной власти. Не к этому ли мы стремимся, строя правовое государство? И потому — совершенно не согласен с теми, кто по итогам выборов требовал отставки ленинградским руководителям.

Однажды меня спросили, как я отреагирую, если проиграю, я ответил строчкой Пастернака: «Пораженье от победы ты сам не должен отличать».

— На чем же вы «горели»? Какое было самое уязвимое место?

— Трудно в этом признаться, но я чувствовал, что теряю очки, когда говорю, что я член КПСС! Особенно если разговор шел прямо на улице. Очень откровенно высказывали люди недоверие: «Да ну вас, партийцев, все вы одинаковые...»

— Что ж, вы тоже считаете, что довольно партии каяться? Что ни к чему, кроме как к падению ее авторитета, это не приведет?

— Ни в коем случае. Наоборот, я уверен, что самое важное сейчас — дать честную, искреннюю самооценку. Нам необходимо настоящее, искреннее покаяние. Именно партия должна принять на себя ответственность за многие беды Отечества — голод, кровь, унижения. Но ведь КПСС — не партия, подобная существующим в других странах. Это далеко не борющаяся за голоса избирателей организация единомышленников. Партия превратилась в государственный механизм управления, который пронизывает   все общество, связывает, дублирует структуры хозяйственно-государственного организма. И потому с незапамятных времен в партию вступали для того, чтобы участвовать в системе управления. Не у всех при этом были чисто карьеристские намерения, ведь само по себе участие в управлении не так уж плохо: человек хочет реально преобразовывать жизнь. Иные стремились вступить в партию для того, чтобы своим присутствием изнутри изменить положение в ней.

— А вы?

— Я — из последней категории. В партию вступал довольно поздно, в 1974 году. Не без трений. Один человек сказал: «Трубников вступит в КПСС только через мой труп!» Он знал, что от меня ему покоя не будет: я всегда отличался задиристостью, мои выступления в ту пору были отголосками шестидесятых годов. Но нашлись люди, которые согласились: пусть будет одним трупом больше. Один из рекомендующих спросил меня прямо: почему вступаешь? Я сказал: хочу переделать партию изнутри.[1]

— Каким же образом?

— Я часто думал: в чем проблема?   Выберем хорошего секретаря, соберем надежную группу — людей активных, убежденных, принципиальных.  Наш секретарь будет пробивать дальше. Но потом-то я выяснил, что, оказывается, у партии практически нет и не может быть чисто внутрипартийной демократии. Посмотрите — как мы выбираем лидеров, кого выбираем? Мы — авангард общества?

Главный вопрос перестройки в  партии сейчас — система  выборов в партийные органы. Они должны быть прямыми, тайными, альтернативными. В Уставе выглядит все весьма демократично, но вчитайтесь в прилагающуюся к нему Инструкцию ЦК — она связывает руки. Год назад ее изменили немножко - подсластили. Но все равно она препятствует демократизации выборов в партии.

— Во многих выступлениях на партийном митинге 22 ноября отчетливо звучало требование провести выборы делегатов партийного съезда прямым голосованием. Участники митинга адресовали это требовало к ЦК.

— Да, но ЦК не правомочен изменять Устав, а выборы делегатов съезда на областной конференции закреплены именно Уставом. Возникает порочный круг: демократичную поправку должны внести недемократично избранные делегаты. Словом, нужно в корне менять Устав, думаю, январский Пленум ЦК выйдет с предложениями по этому поводу. Система выборов, существующая пока в партии, —  это отголосок прежних лет, когда профанировалась внутрипартийная демократия. В ее основе — панический страх перед возникновением новых политических формирований.

Мы, коммунисты, не должна бояться возникновения других партий. Нам просто нужно быть искренними, и тогда народ поверит именно нам. И почему бы не реабилитировать понятие фракции — это единственный способ сохранить единство, как ни парадоксально звучит эта мысль. Пока же единство, которое якобы существует, означает лишь монополию первого лица и подавление инакомыслия,

— Сейчас вошло  обиход понятие «популизм». Вы — популист?

— Вот чего нет — того нет. На том и проигрывал в предвыборной борьбе. Скажем, некоторые кандидаты, чувствуя настроение аудитории, нередко подыгрывали ей, делая язвительные замечания в адрес Горбачева. Вот такое странное противоречие: с одной стороны, упомянутая выше Инструкция ЦК, которая душит свободное волеизъявление партийцев, с другой — возможность громогласно критиковать лидера.

Но нельзя же отрицать, что именно он начал перестройку. Не кто-нибудь, он один. Недавно на глаза попалась мне газета с отчетом о похоронах Черненко. Посмотрел: кто идет рядом с Горбачевым из нынешнего Политбюро? Никого! А из тех, кто изображен на снимке, — ни одного ведь не осталось! И, главное, он сразу сказал слова, которые были для меня ключевыми, — о том, что общечеловеческие ценности — выше классовых.

Я вижу, сколько сейчас ударов справа и слева приходится ему отражать. Но как же не понять: он должен быть центристом! Мы — радикалы, нас мало. Основная масса — хвост — те, кого сформировал застой. И ему нельзя не быть центристом.  Мы торопимся, у всех у нас — «ностальгия по настоящему» и «ностальгия по настающему», как сказал Анд­рей Андреевич Вознесенский. Но нужно помнить, что мысль отдельного человека обгоняет мысль общественного сознания. Страна уже переживала подобное тридцать лет назад, после XX съезда, но что-то тогда было упущено. Повторить те ошибки сейчас — непростительно!

— Вам было 13 в 1953-м и 16 — возраст «мальчика, обдумывающего делать жизнь с кого», - в 1956-м…

— Всегда себя считал питомцем ХХ съезда…  Именно в ту пору четко осознал, что детство кончилось и жизнь меняется не только внешне, но и внутренне, все потребует пересмотра. На XX съезде впервые был произнесен приговор культу личности. Представляете: жил пионер в благополучном, изолированном городе — в легендарном      Челябинске-40, твердил слова о скором коммунизме о счастливом детстве, великом вожде, всенародном счастье. И вот, когда он делает первые попытки мыслить самостоятельно — понимает, что вокруг его замкнутого идеалистического мирка лежит голодная страна, где властвуют чинуши почище крепостников-помещиков, где подавляется живая мысль, где ложь является основой идеологии, где фальшь въелась в душу почти каждого человека, где миллионы людей сидят в концентрационных лагерях.

Я поступил в МИФИ, в Москве в общежитии были ребята со всего Союза. Информация — лавиной. А еще учиться нужно! А еще поэзия нахлынула. На площади Маяковского сам читал стихи!

А потом не сразу и поняли, что это все закрывается. Ту самую выставку в Манеже, которую разгромил Хрущев, я видел сам. Приезжаю в 64-м году сюда, в Ленинград, еще по инерции думаю, что оттепель продолжается, выступаю на комсомольском собрании, а Хрущева уже снимают. Я же тогда еще пытался защищать кого? Солженицына, Синявского н Даниэля! Из райкома комсомола приехали со мной разбираться. Защитил меня парторг института Н. Ф. Петров. А потом все-таки он меня позвал: «Знаешь, — говорит, — ты все-таки подумай…  подумай...» вот с тех пор на трибуны я и не вылезал. До перестройки.

— Кик вы жили, когда поняли, что оттепель закончилась?

— Я бы солгал, если бы сказал, что был в угнетении. Нормальный человек снабжен каким-то защитным механизмом. Спасала и родная отечественная словесность. Особенно поэзия Андрея Вознесенского. Утром иду на работу — и читаю его стихи: «Благодарю, что не умер вчера...».  Вы представляете, что такое знать сотню таких стихотворений? И что такое для нашего народа — иметь такую литературу! В са­мый трагический, самый безысходный миг — она приходила на помощь всему нашему поколению. Занимался наукой, делал диссертацию. Это поглощало все силы. К тому же была отдушина — дети в школе, где вел кружок, организовал агитбригаду. Детям я говорил только правду.

— Вы собираетесь расстаться с научной работой в НИИЭФА имени Ефремова и круто поменять сферу деятельности?

— Да, я решил сейчас пойти работать в школу. У нас в Металлострое   — замкнутое пространство: поселок и наше НПО «Электрофизика». В школе очень плохое положение — учителей не хватает. А ведь помимо того, что там наши дети учатся, нужно еще и думать о кадрах для института. Лучше всего, если парень или девушка прожили   здесь всю жизнь, патриоты своего поселка, хорошо учились в здешней школе, поступили в вуз, и пришли в институт к нам же работать. Наш директор — академик В. А. Глухих не раз говорил об этом.  И я его позицию полностью разделяю. Вот и решил для себя: чего ждать? Семнадцать лет в эту школу по вечерам ходил, организовывал   агитбригады, вечера, преподавал физику, когда не было учителя, читал ребятам стихи Вознесенского.

И вот теперь — ушел из своей лаборатории. Перешел в группу ученого секретаря и стал заниматься только школой. Прежде всего — предстоит разработать концепцию участия нашего НПО в улучшении и развитии народного образования всего поселка. Чтобы была специализация — физико-математическое   направление. Плюс хорошая производственная база. Плюс, разумеется, гуманитарное направление. Пока это оговорено только с директором, на уровне нашего института. Пусть в школе действует малый факультет Политехнического института. А в будущем НПО могло бы на школу перечислять деньги, чтобы можно было бы свободно нанимать   преподавателей,   не только тех, кто по штату положен, и не на мизерную зарплату, как сейчас. Только нужно все это делать фундаментально, не с наскока, все рассчитать.

Я уверен; это огромная политическая задача. Хотя могут упрекнуть, что это все — дело Советов. В будущем эти проблемы и лягут только на плечи Советов, но пока Советы ведь только завоевывают власть и сильные предприятия им должны в этом помочь.

— «Общественно - политическую жизнь — с предприятий на места жительства» — это один из главных лозунгов вашей предвыборной программы?

— И он воплощается   в жизнь. И дальше, уверен, общественно-политическая  работа будет перемещаться ближе к нашему дому, уже раздаются голоса о необходимости организовать учет коммунистов по месту жительства. А иначе будет, как в Венгрии.

- Вы считаете, что у коммунистов во дворах м подъездах много работы? Какая же она — детские площадки организовывать? Субботники проводить?

— И это тоже. Но есть и более серьезные задачи. Например, у нас в Металлострое есть так   называемая   промзона. Что это такое? Ленинград — великий город — выкидывает в нее по принципу «на тебе, боже, что нам негоже» предприятия, которым мы и счету не знаем. Никто не спрашивает нас — хотим мы или не хотим. А ведь это наша земля, и наступит время, когда только с нашего разрешения, только с согласия местного Совета можно будет это делать. К сожалению, пока такие времена не наступили и права местного Совета — иллюзорные.

Для начала хотелось бы получить не просто схему района с искаженным масштабом, а подробную карту. Чтобы с ее помощью понять — куда можно перенести, скажем, массовое жилищное строительство, которое запланировано в Усть-Ижоре... Теперь всем ясно, что здесь — зона заповедная, в ней строить нельзя,   нужно  переносить  Но куда? Это касается и той же самой промзоны — там пока пустыри, болото, и строить труднее — площадку ровнять надо, готовить поле деятельности. Понятно, почему строители облюбовали Усть-Ижору — здесь проще. Проще разворотить старое, ушедшее в века корнями поселение,  нежели протянуть дороги, засыпать болотце... Пусть строят, но так. как захочется местным жителям, пусть поселковый Совет диктует условия. За это и нужно бороться.

— Скажите, а вам никогда не задавали вопрос: зачем тебе это надо?..

— Всю жизнь слышу. Вот коллеги — ученые, скажем, когда я в школе организовал агитбригаду — они постоянно обсуждали - зачем ему это надо? Чего он хочет? Я не похож на блаженного, правда? И меня все знали: деловой, целеустремленный, и вдруг — тратит   время на какую-то школьную агитбригаду. «Значит, он чего-то хочет!» Был бы я этакий блаженный, и — все было бы понятно. Но когда нормальный, деловой человек и — полез восстанавливать церковь — каждое воскресенье, бесплатно, да еще людей за собой потащил — здесь что-то не стыкуется. Вопрос: «зачем ему это надо?» — я постоянно ощущал

— И все же, почему — кандидат технических наук стал неформалом?

— Потому   что кончилось терпение смотреть на руины памятника — церкви Александра Невского в Усть-Ижоре. Моя дочка выросла рядом с этими руинами. А вот внучка, думаю, будет лицезреть прекрасное произведение архитектуры. Архитектура — величайший вид искусства, и то, как она действует, — мало, кто сознает.

А поначалу у меня даже мелькала идея — срыть развалины и на этом месте поставить, скажем, копию церквушки на Нерли. Я рассуждал так: если бы Александр, победив шведов, имел бы экономические возможности поставить хорошую церковь — она какой бы была? Такой, как на Нерли! Естественно, она — современница великого князя. Настоящая новгородская архитектура. Но Дмитрий Сергеевич Лихачев, которому в 1986 году я написал письмо, позвонил и сказал, что надо восстанавливать памятник, даже если он — девятнадцатого века. Мы стали ездить к архитекторам, советоваться,   выяснять различные мнения. Поняли, что расчищать завалы все равно надо, что бы ни было с этим памятником дальше. Любые будущие строители с большей готовностью возьмутся за этот объект, если предварительные черновые работы будут сделаны.

— И вы взялись за лопаты?

— Да, весной 1987 года члены любительского объединения «Невская битва»   провели первый субботник. И сразу прослыли паиньками. В ту пору Группа Спасения пыталась спасти «Англетер», митинговала, скандалила. И нам говорили: «спасенцы» нехорошие, они много выступают, разные слова говорят. А «Невская битва» — хорошая, она помалкивает - с лопатами в руках.

— Однако ваше молчание было недолгим…

— Мы очень скоро поняли, что без шариковых ручек и пишущих машинок нам тоже не обойтись. Мы писали в разные адреса, привлекая внимание к памятнику. Помог Рубин Сергеевич Милонов — тогда только-только образовалось Ленинградское отделение Советского фонда культуры. У него возникла идея — собрать на объекте совещание ответственных работников. Много было переговоров, а потом появились представители треста Леноблреставрация. Они взялись за проектирование и строительство. К ноябрю 1987 года «Невская битва» закончила расчистку руин, тогда же было принято решение Ленгорисполкома о создании заповедной зоны в Усть-Ижоре, определены заказчики-подрядчики, уже в декабре завезли бревна. И с 1988 года уже работы пошли хорошо. Но каждое воскресенье, с 9.00 до 13.00 «Невская битва» по-прежнему на воскреснике.

— Каково же быть лидером неформального движения?

— Прежде всего я почувствовал, что демократия, которую мы все так ждем, - это не добрая фея. Это тетушка со свирепым характером. Вообще-то я, как выяснилось, индивидуалист, не боюсь этого слова. Люблю работать один. Всю жизнь брал на себя дела только те, которые я сам лично потяну. Один. Но вот «Невскую битву» одному нельзя было поднять... Хотя, может быть, для сплочения коллектива Мария Ивановна Дунаева больше сделала.

— После каждого воскресника она устраивала чай с пирогами да с булочками...

— Дело не в этом! Она создавала возможность для обще­ния, атмосферу особого дружелюбия. И так — каждый из «Невской битвы».

— Интересно, возрождение памятника начинали неформалы, а сейчас там, говорят, работают кооператоры?

— Тем, у кого при слове «кооператив» рука сжимается в кулак, я посоветовал бы приехать к нам в Усть-Ижору. Однажды на нашем воскреснике появился мужичок этакий, я и не понял — кто он. Представился: строитель. Как хозяин, я хожу, ему все рассказываю. И знать не знаю, что это — председатель кооператива «Ра­бочий» Владимир Иванович Писуков. Он посмотрел-посмотрел, взял телефон «Росреставрации». И скоро целая бригада была у нас с инструментами,

— Что для вас усть-ижорская церковь? Святыня земная — заброшенная, оплеванная… Патриотический порыв...

— Нет, таких громких слов мы не произносим. Наша задача — вернуть земле красоту, которая в данном случае заключена в архитектуре. Ведь «красота спасет мир» — это формула великая, гениальная.

— Но домишки, которые стоят в Усть-Ижоре, они разве так уж красивы? А «Невская битва» отстаивает поселок, борется за его сохранение...

— Борьба идет. Есть люди, которые хотят сделать вместо поселка зеленую зону, местныx жителей   выселить,   разбить парк. Я считаю, что решать эту задачу должен поселковый Совет — умные, инициативные люди. Они должны провести социологическое о6следование — по каждому дому должно быть выяснено: кто у него владелец, его возраст, перспективы, где у него живут наследники, По каждому дому конкретно составить подробную картину. Нужно, чтобы на этой земле жили люди. В первую очередь — коренные жители, многие из которых прежде выехали в Металлострой. Уверен: — только протяни в Усть-Ижо­ру горячую воду и прочие удобства — эти люди оставят свои городские квартиры и вернутся. Но нужно, чтобы не были ущемлены ничьи интересы. Если кто-то хочет уехать — дать ему эту возможность. На оставленных местах — выстроить одноэтажные дома. Или — построить на пустырях серию таких домиков и сделать в них отель?

— А что скажет какая-нибудь местная старушка на это?

— А почему она будет возражать, если ее собственный дом при этом сохранится? Она устроится работать в такую гостиницу — кастеляншей, сторожихой, мало ли дел найдется?

— Старухи и старики. Для них их домики часто — последняя связь с прошлым и друг с другом. Безнравственно их насильно выселять на 9-й этаж нового муравейника…

— Около тысячи людей живут в Усть-Ижоре. И чтобы решить жилищную проблему каждого — нужно сделать сложную работу. Не с налету, не митингуя. Это должна быть внимательная хозяйская работа на основе права и на основе уважения к тем, у кого на этой земле жили деды и прадеды. Это — как отношение к малой нации...

...ДЕТИ XX съезда. Сейчас на их плечи легла основная тяжесть перестройки, независимо от того, где они —- на трибуне Съезда или у истоков формирования будущей школы маленького поселка Металлострой. Перестройка — их шанс. Шанс утвердить общечеловеческие ценности в нашем, привыкшем к классовым битвам мире. Верю, что таким, как Трубников, это удастся.

Е. БОГОСЛОВСКАЯ

Фото М. Шарапова

 Нужно сказать, что личного триумфа я не испытал: в день выхода газеты умер Андрей Дмитриевич Сахаров.

Оглавление книги  HOME