А. Вознесенский

Взволнованное письмо Татьяны Болли-Боллесон (11.02.04) всё же не следовало, наверное, называть «Ради какой идеи нам приходится умирать». Жертвы террора умирают не ради чего-то, они просто погибают. А вот убивают их именно ради идеи. Ради какой идеи человек готов убить – это очень актуальный вопрос. По крайней мере одна такая идея есть: убить, если ничего другого не остается, во имя защиты близкого. Убить врага, чтобы не допустить гибели от его рук своих близких. Добровольцы шли на фронт всё же не только умирать, но и убивать.

Но террористы идут убивать и умирать не ради защиты близких, а мстя за них. Это совсем другая идея. Убивают, хотя смерть близкого этим не предотвратишь.

Идея мести руководит этими людьми. Месть за родственника, за соплеменника, за свой народ. Это у них было всегда, и религия, которую они приняли, лишь подпитывает это чувство. «Для вас в возмездии – жизнь, о обладающие разумом!» - это из Корана (сура 2-я, 175(179)).

Если мы хотим не только бороться со следствиями, но и понять причины разгорающейся третьей мировой войны, мы не можем закрывать глаза на ее религиозную суть.

Задумаемся для начала об исторической роли религий. И здесь приходится рассматривать путь человечества в масштабах тысячелетий. Примем гипотезу, что прогресс существует. Вернее, будем считать прогрессивными такие исторические процессы, как отказ от каннибализма а затем и от рабства, осуждение и запрещение убийства человека, возникновение и развитие мирных контактов между народами, говорящими на разных языках, увеличение творческого потенциала человечества, хозяйственное и техническое развитие, утверждение общечеловеческих ценностей. Как способствовали этому религии?

Возникновение иудаизма, первой монотеистической религии, было прогрессивным шагом, оно впервые позволило ввести законы, действующие вне зависимости от руководящей персоны. Страх нарушить закон даже в отсутствии людских свидетельств стал успешно действующим стимулом для тех, кто верил в Того, Кто все видит.

Однако только законов оказалось недостаточно, и в первую очередь потому, что их было так много, что невозможно запомнить. Голая схема плохо работала. И тогда возникло христианство, которое вместо запоминания схемы предложило неожиданный и простой путеводитель для жизни человека: Любовь. Нет, не так просто. Самым гениальным в христианстве было понятие триединства, которое, оставляя неизменным монотеизм, позволило человеку лучше постигать Бога через Его ипостаси.

Вместо страха – любовь. «Я совсем не боюсь Бога, я просто люблю Его» – сказал один из великих подвижников христианства.

Прогресс, достигнутый человечеством в лоне христианства, неоспорим, хотя в течение всех двух тысяч лет ему предсказывали неизбежный конец, что продолжается и до сих пор. Мы живем в христианской цивилизации.

Но зачем всеобщему неукротимому прогрессу потребовался ислам? Чтобы христианство не расхолаживалось? Чтобы дать хоть что-то отставшим в культурном развитии кочевым племенам, не смогшим принять ни логику любви, ни триединства? Представляется, что ислам – по своему демократичная религия: там нет ни огромного Талмуда, ни церковной иерархии. Религия для простых людей. Но страх там вновь на главном месте.

Заклинания типа «терроризм не имеет религии и национальности» вполне оправданы со стороны государственных и религиозных деятелей. Они и обязаны так говорить. Однако общество вправе выразить сомнение в справедливости этих формул. Куда денешься от факта: буквально все авторы ужасающих террористических актов последнего времени либо мусульмане, либо называют себя таковыми. Куда денешься от тех строк из Корана, из которых следует, что мы, «неверные», находимся за пределами каких-либо прав?

Это исторический вызов именно исламу. Кто на него ответит? У мусульман нет всемирного единоначалия. Но кто-то должен взять на себя право говорить от имени исламского мира. Кто-то должен иметь полномочия отлучить Бен Ладана. Собственно, от чего отлучить? Можно ли считать мусульманское сообщество церковью в нашем понимании, или это атомистический конгломерат, где каждый от имени Аллаха делает то, что ему вздумается, где скрепляющим фактором является на самом деле не вероучение, а национализм?

Скажут: «Вы что же, предлагаете судить религию?». Во-первых, не религию в ее сакральной части, а нравственное учение и идеологию, проистекающие из религии.

Так, нравственное учение христианства изначально заключалось в Евангелиях, в книгах, написанных, как и Коран, в художественной форме. Соответственно, и трактоваться оно могло по-разному, но этому препятствовала непогрешимость слова Папы. В ХХ веке христианское учение было выражено в доктрине (в трудах 2-го Ватиканского Собора), которая написана современным языком, языком документа, не допускает разночтений и обязательна для клира и паствы Римской Католической Церкви. Не так давно появились и «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви».

Во-вторых, «судить» не означает «осудить». Как человек, честь которого подвергнута сомнению, сам требует над собой суда, так и полномочные представители ислама могли бы на это пойти. И мы, конечно, тоже должны быть готовы покаяться – за солдат Ермолова, Берии и Грачева, грешивших по неведению.

Пока полномочный орган всемирного ислама не создан, мы, граждане всего мира, имеем право и должны по меньшей мере сформулировать вопросы к идеологии ислама.

И должны ежедневно разоблачать идею мести, показывая ее ничтожество и губительность для человеческой души.

Георгий Трубников, http://gtrubnik.narod.ru