Столичная вечерняя газета 22 декабря 2003г.
«Петербургский Час пик», 14 декабря 2005
«В тонкой, в писчий лист форматом тетради доктор
Борменталь аккуратным, убористым и четким почерком выводит:
22 декабря 1924 г. Понедельник.
История болезни.
Лабораторная собака приблизительно 2-х лет от роду.
Самец. Порода — дворняжка. Кличка — Шарик. Шерсть жидкая, кустами, буроватая, с
подпалинами. Хвост цвета топленого молока. На правом боку следы совершенно
зажившего ожога. Питание до поступления к профессору — плохое, после недельного
пребывания — крайне упитанный. Вес 8 кг. (знак восклицат.). Сердце, легкие,
желудок, температура…»
В этом году – точное совпадение. 22 декабря
– понедельник.
Пожелтевшие страницы пятой машинописной копии. Самиздат «Собачьего сердца». Не помню, конечно, сколько я за него тогда заплатил. И вот что интересно: ведь мы к тому времени прочли «Мастера и Маргариту», «Театральный роман». Но эта небольшая повесть потрясла.
Во-первых, это была самая антисоветская вещь, которую я прочел. Она подрывала самые основы. Мы тогда уже не утешали себя тем, что во всем виноват бяка Сталин, а няка Ленин хотел совсем другого, но мы крутились вокруг сугубо политических вопросов – меньшевики – большевики и пр. А тут сразу стало ясно, что в результате революции погибла Россия Филиппа Филипповича Преображенского и возникла страна Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Именно Шарикова, а не Швондера, от которого - прямо по предсказанию Булгакова-Преображенского - остались «рожки да ножки», когда на него натравили Шарикова.
Постепенно доходило, что Шариков – не просто скотина, воплощение животного начала в человеке. Ведь у него есть убеждение, простое, как мычание: «Взять всё да и поделить» Толпа, вооруженная этим лозунгом, сделала эту революцию. А потом оставалось только поддерживать у этой толпы ощущение, что все равны, всё поделено, всё в порядке. Как ни странно, с этим ощущением всеобщего равенства страна и просуществовала семьдесят лет. С закуской, правда, бывало не слишком шикарно.
Весь вопрос состоял в том, какую часть народа составляли шариковы. И ответ мог быть очень простым: по итогам выборов – 99,9%. Когда-нибудь молодые люди недоуменно спросят: «Как же они могли так дружно ходить на выборы, с таким рвением участвовать в фарсе голосования за единственную кандидатуру?» Молодым людям будут убедительно объяснять, что их родителями и дедами управлял страх. И это будет правильное, но не исчерпывающее объяснение. С энтузиазмом ходили, и тут без религиозного фактора не обойдешься.
Сейчас многие соглашаются, что это была религия, точнее, квазирелигия – вера в коммунизм. Может быть, может быть, кто-то и в коммунизм верил, но вот на понятие НАРОД точно молились и до сих пор молятся. "Мы живем в больном обществе", "Россия больна" – сейчас эти утверждения слышатся достаточно часто. Однако мало кто осмеливается произнести диагноз, поскольку придется констатировать, что болезнь поразила не только и не столько государство и экономику, но сам народ.
«Не может быть. Народ безгрешен. Народ всегда прав. Есть отдельные люди, у них отдельные недостатки. Как только язык поворачивается такое сказать!»
Народопоклонничество как форма идолопоклонничества - главное препятствие для честного и мужественного самодиагноза. Честный взгляд обязывает назвать среди характерных черт российского менталитета целый ряд мало привлекательных свойств.
- Самообольщение и неготовность к покаянию.
- Тенденция обвинять в своих бедах внешние силы.
- Преклонение перед властью и одновременная ненависть к ней.
- Иррационализм как альтернатива образованности.
- Зависть к богатству и провозглашаемое равенство в бедности.
Ведь это всё о Шарикове. Но уже не только о нем. Оглянитесь вокруг, и эти симптомы найдете у большинства своих соседей.
Шарикова начали вспоминать в наши времена очень активно, когда в сердцах хотелось выразительно сказать о людях, активно не принявших произошедшей мирной контрреволюции. Кое-кто из ультра-демократов делал это вслух. В ответ звучало не менее остроумное: «Если мы шариковы, то вы швондеры».
Новое обращение к теме вызвали только что прошедшие выборы. Да и как, в самом деле, можно назвать народ, свободно предпочитающий умницам-либералам ну просто кого угодно? Вот и появился новый термин – «быдл-класс» (по аналогии с мидл-классом). Не могу осуждать тех, кто произносит это публично. В конце концов, еще Пушкин назвал народ стадом. И всё же - Пушкину можно, Булгакову можно, потому что они гении, а тебе нельзя, потому что ты еще из самого себя раба не выдавил окончательно.
Самая будоражащая тема «Собачьего сердца» - наследственность. Это художественное, к тому же фантастическое произведение, идеи там движутся по изогнутым, переплетающимся и пересекающим линиям. То и дело мелькают слова «евгеника», «наследственность». Кроме гипофиза собаке пересажен и яичник уголовника Клима Чугунова… «Нельзя превратить зверя в человека» – это метафора. Какая же мысль за ней стоит? Кому суждено быть Шариковым, тот не станет Преображенским? Гены не исправишь никаким образованием? Утешает ли фраза Преображенского «Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого»?
Филиппом Филипповичем в одночасье не станешь. У него, между прочим, отец был митрофорным протоиереем. Наукой уже давно доказано, что интеллигента можно вырастить только не менее чем в трех поколениях образованных людей. У нас же в результате революции состоялся самый настоящий геноцид: в течение десятков лет физически уничтожили носителей культуры (дворянство), духовности (священников), предприимчивости (буржуазию), трудолюбия (состоятельных крестьян), интеллекта (ученых и писателей).
Так что всё пришлось начать с начала. При этом условия жизни для интеллигенции были столь плохи, что она первой решила «проблему регулирования семьи»: попросту имели лишь по одному ребенку, поэтому прослойка интеллигенции не становилась толще. (Не случайно, наверное, у Преображенского нет детей, как и у Булгакова).
А шариковы не только плодились, но и вербовались из крестьян. Лишенные основы - земли и религии - крестьяне шли в города и становились там, в слободах, в рабочих поселках, «лимитой», маргиналами - людьми, болтающимися между двумя культурами, ни одной из них не усвоившими.
Сегодняшние шариковы разных возрастов требуют льгот за ничегонеделание в шарашкиных конторах, смотрят «Аншлаг» и «Окна», мечтают устроиться охранниками, состоят в фан-клубах и по-прежнему ничего не читают, включая «Соличную вечернюю». И фильм «Собачье сердце» не видели.
Замечательный, конгениальный фильм снял Владимир Бортко. Бережно сохранив все темы и идеи Булгакова, он, тем не менее, осмелился вставить несколько эпизодов, которых у Булгакова не было. Шариков на трибуне в полувоенном френче (такие френчи носили в 30-е годы все коммунистические вожди от Сталина и Кирова до секретарей горкомов) – уверенно жестикулирующий, так и сыплет не слышимые, но вполне воображаемые зрителем казенно-революционые фразы. Шариков, сделавший карьеру. А что, разве брежневы и гришины - не те же шариковы?
Но больше всего меня потрясает эпизод в конце фильма, когда Шариков подходит к зеркалу и начинает вглядываться в себя. Он как будто задает себе самый важный вопрос: «Так кто же я – собака или человек?» Холодеешь при мысли – может быть, стоило дать ему все-таки этот шанс?
Филипп Филиппович дважды в течение повести задает себе вопрос: «Уехать?» Актуальный вопрос.
Преображенский не уехал. Он продолжал делать свое дело. И хотя он говорил, что его дело – это только медицина, на самом деле это было не совсем так. Он еще и очень активно влиял на свое окружение. Вообще, это трусливый лозунг: «Заниматься только своей профессией». Интеллигента отличает именно сознательное влияние на окружающих. Более того: проповедничество. Как кому удастся: после основной работы вести в школе бесплатный факультатив или кружок. Читать лекции о своем хобби. Печататься в газете, сделать в интернете свой просветительский сайт. Посещать собрания либеральной партии. Пусть внучка соберет у тебя в квартире своих друзей, а ты им минут десять стихи почитаешь.
Пройдут твой путь за пядью
пядь.
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица.
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Георгий Трубников, gtrubnik.narod.ru