II.

Тишина. Лесная тропинка около Ораниенбаума.

Нас около 30 человек мобилизованных командиров запаса. Мы тащим на себе наши тяжелые чемоданы и длинной вереницей двигаемся по указанному нам направлению к Штабу сектора Укрепленной Обороны.

Дача в лесу. Это Штаб. Десятки проводов полевого кабеля тянутся к нему. Перед балконом стоят и сидят на чемоданах несколько человек, прибывших до нас.

Писарь принимает документы, выстраивает нас в две шеренги, командует и ведет строем в клуб Штаба.

—Товарищи командиры, пока вы можете здесь располагаться. Когда части пришлют за вами транспорт, я вызову. С имуществом клуба обращаться бережно. На пол не плевать. а кресла ног не класть.

____

Ночь.

—Встать! — раздается голос дежурного писаря, — лейтенант Федор Семенов, лейтенант Дмитрий Полежаев, старший лейтенант Александр Богданович, взять вещи и выйти для правки в часть.

Ручной фонарик тухнет. В окна смотрит северная белая ночь.

_____

Слегка покачиваясь, катер разрезает свинцовую воду и увозит нас в туманную дымку по направлению к одному из фортов Кронштадта.

Пришвартовываемся. Нас встречает капитан, начальник форта.

—Товарищ начальник, старший лейтенант запаса Богданович является по случаю назначения на вверенный вам форт начальником боевого питания.

Кругом седые волны Финского залива. Над нами утреннее небо. Белыми крыльями взметнула чайка и скрылась вдали.

____

Форт, на который я прибыл, построен на искусственно сооруженном острове.

Впереди воды Балтики, позади силуэт Кронштадта, а за им на горизонте в ясную погоду виден купол Исаакия.

Временами кажется, что находишься на передовом форпосте, порой ощущаешь, что фронт далеко, что здесь глубокий тыл.

Жизнь на форту не приобрела еще характерного для воинской части ритма. Занятия не производятся. Происходит укомплектование гарнизона.

Каждое утро причаливает катер и привозит новых людей. Их выгрузилось сегодня около 50 человек. Разные лица, разные возрасты, разные судьбы. И что-то общее у всех: подавленность. Молча стоят они у пристани около своих сундучков. Их обступают краснофлотцы форта.

—Ну как там? Что слышно?

— Да ничего...

Мнутся.

Поодаль на плоту несколько полунагих краснофлотцев стирают белье. Из открытого окна классной комнаты доносится голос политического руководителя:

—Долг каждого бойца не щадить своей жизни в борьбе с подлыми фашистами и умереть за дело Ленина-Сталина.

Солнце светит ярко. Неподвижна зеркальная гладь воды. На открытых площадках высокого вала грозно вырисовываются тела тяжелых орудий.

Взвывают сирены.

Противовоздушным батареям отдается команда — к бою! Все обязаны бежать в бомбоубежище, хотя совсем ясно, что этот одинокий самолет, показавшийся с Финского берега, пройдет стороной, что это самолет-разведчик.

____

Нас на форту почти 600 человек. .Из них около 50 командного и политического состава. Большинство командиров уже распределено по батареям. Они помещаются вместе с краснофлотцами. Несколько, в том числе и я, занимают комнату, вернее ночуют в помещении кают-компании.

Каждый держится особняком.

На моей обязанности лежит доставка боеприпасов на форт и их учет. —Вы назначены начальником боевого питания?

—Да.

—Во время Финской кампании у нас сменилось три на­чальника боевого питания. Все три пошли под суд за плохую постановку дела.

Я молчу.

Штабной писарь смотрит на меня неприязненно, передает не папку с данными о боевом питании и прибавляет:

—Тут такое написано, что, пожалуй, ни одной цифре верить нельзя.

Я молчу.

Сведения о боевом питании действительно оказались в беспорядке. По моей просьбе начальник форта назначил комиссию по переучету. Председателем комиссии был назначен не я, а один из командиров батарей. На мою долю выпал подсчет одного из второстепенных складов. По окончании работы эмиссии у меня, как и раньше, не могло быть уверенности в правильности зафиксированных данных, тем более, что переучет проводился наспех, так как срок был предоставлен очень короткий — один день.

—Берете вы на себя ответственность за каждую цифру? - спрашивает начальник штаба, когда я передаю ему сведения.

— В части, где подсчитывал я — да. За весь подсчет несет ответственность председатель комиссии.

Начальник штаба, партиец, молодой инженер, — типичный представитель новой, советской интеллигенции, беспринципной, развязной и самомнительной.

____

Команда боепитания состоит пока из пяти краснофлотцев. Все они из числа рабочих Ленинграда. Пожилые.

Сейчас они должны носить патроны из одного склада в ругой, я застаю их сидящими перед складом на завалинке и окуривающими.

—Перенесли?

—Нет, товарищ командир. Мы было начали, да тов. Надеждин приказал приостановить. Говорит, не годится.

Сержант Надеждин краснофлотец действительной службы, мой помощник. До начала войны он временно выполнял обязанности начальника боевого питания.

—Так,    говорю я, закуривая папиросу, и объясняю краснофлотцам необходимость иметь в боевой обстановке патроны не на одном, а на двух складах, как на южном, так и на северном.

Время обедать. Иду в направлении к кают-кампаний. Из-за клада выходит человек в командирской форме, но без знаков различия. Он бросает на меня пристальный взгляд и идет рядом.

 — Вы недавно прибыли на форт?

—Да, около недели тому назад.

—Ваша фамилия?

— Богданович.

—Вы какую занимаете должность?

Вопросы, казалось бы, простые и такие естественные, когда два командира, может быть, оба недавно назначенные в часть, впервые встречаются и знакомятся. Но советский строй приучил нас к большой подозрительности. Привычное ухо улавливает сразу неприятные нотки в вопросах. Я настораживаюсь.

— Вы какое отдали распоряжение относительно патронов?

—Я вас не понимаю.

—Да вы только что говорили о нем с краснофлотцами. Я коротко повторяю объяснения, только что данные мной.

—Но кто-то ведь. отменил ваше распоряжение?

—Один из сержантов, но я не уверен, знал ли он, что распоряжение отдал я.

—Сержант какого подразделения?

—Из боевого питания. Я полагаю, что тут какое-то недоразумение.

—Фамилия сержанта?

— Надеждин.

Мы подходим к кают-кампаний.

— Если у вас будут дальше непорядки — заходите ко мне.

—А вы кто?

— Спросите в Особом Отделе Савельева.

____

Многие командиры уже обедают.

Подхожу к кассе, плачу за обед, получаю талоны и занимаю свободное место у большого стола посредине комнаты, обращенной окнами к Кронштадту.

На первое вкусный флотский борщ, на второе — селедка с картошкой.

Неприятное ощущение от только что имевшего место разговора. Каким надо быть осторожным! Значит этот Савельев в течение всей моей беседы с краснофлотцами стоял за углом и слушал: это на советском языке называется «изучением личного состава» и относится к пресловутой  «бдительности». Неужели среди моих пяти уже есть кто-нибудь, кому поручена «почетная» роль «осведомителя»?

Я кладу в рот последний кусок селедки. На тарелке остаются голова и хвост, соединенные хребтом.

—Здорово это у вас получилось, — говорит один из моих соседей.

—Что?

—Да с селедкой. Этак чисто ее разделать и рук не замазать!

Я невольно смотрю на говорящего и остальных. Почти все командиры едят селедку руками.

____

 После обеда привозят почту и газеты. Мне писем нет. Всё еще нет.

____

Германское наступление по всему фронту развивается с невероятной быстротой.

____

Меня вызывают к начальнику форта.

Я поднимаюсь на главный наблюдательный пункт, где в маленькой комнате, напоминающей собой каюту, помещается начальник форта. Застаю у него начальника штаба.

— Что вы хотели доложить? — обращается начальник форта к начальнику штаба.

— Товарищ начальник, я выяснил из разговора с начальником боевого питания, что он не считает цифры, данные ему комиссией правильными и отказывается от ответственности за представляемые им сведения.

 Начальник штаба смакует свои слова. Желание выслужиться за счет искажения фактов очевидно.   Волна возмущения вдруг охватывает меня. Кровь приливает к голове. Я хочу сказать что-то, но не успеваю. Начальник форта смотрит на меня и неожиданно говорит обращаясь к начальнику штаба:

—Вы можете идти.

Лицо начальника штаба выражает недоумение. Он выходит,

—Успокойтесь, — говорит начальник форта, — Мне всё ясно. Вы подчиняетесь лично мне и можете впредь начальнику штаба объяснений не давать.

Он смотрит на меня добрыми, светло-голубыми, русскими глазами.

____

Вечерние тени окутали форт. С моря пахнуло прохладой. Где-то запела гармонь:

"Тучки над городом встали,

В воздухе пахнет грозой,

За далекою Нарвской заставой

Парень идет молодой».

Несколько голосов подхватывают припев:

«Широка ты, путь-дорога,

Выйди милая моя,

Мы простимся с тобой у порога

И, быть может, навсегда».

Навсегда? Может быть и навсегда.

____

Острый свет резнул по глазам. Я вскакиваю с постели. Свет тухнет и голос из темноты спрашивает:

— Чего вы вскочили?

Снова резкий свет, но сейчас он направлен в лицо лежащего на соседней койке. Я различаю силуэт человека, держащего карманный фонарь. Мой сосед приподнимается, а голос человека с фонарем кричит:

— Почему вы валяетесь здесь, в кают-компании, когда вам еще вчера сказано перебраться в батарею?

—Товарищ политрук, — растерянно отвечает мой сосед, — там же нет свободной койки. Я вам докладывал.

— Вот посидите у меня под арестом, тогда и койка сразу найдется.

Все в комнате просыпаются. Луч света падает на следующую кровать. Тот же разговор. Он повторяется еще с несколькими командирами и в той же форме.

Это ночной обход политического руководителя.

Далее

Оглавление повести