IX.

Университетская набережная. Застывшая Нева. Застывшие большие военные суда. Напротив мертвая Сенатская площадь. Петра не видно. Он закрыт мешками с песком. В здании Сената большая пробоина от артиллерийского снаряда. Купол Исаакия не блестит — он покрыт краской защитного цвета.

Здание Филологического факультета. Неприветливый вестибюль. Когда входишь, теплее не становится.

В первом этаже налево темный коридор. Пусто. Направо маленькая комната. Кажется, бывший кабинет древних языков. Теперь это санитарная комната, т. е. комната санитарной бригады.

В комнате три кровати и ложе из стульев. На кроватях лежат какие-то фигуры. Чем-то покрыты. У стола мужчина в пальто, подпоясанным ремнем. Так многие ходят. Теплее.

Против него сидит закутанная в платки бесформенная фигура. Очевидно, женщина.

У меня украли карточку, — говорит женщина, — я не ела вчера и сегодня.

— Какое несчастье! раздается голос с одной из кроватей.

Потом наступает молчание. Оно длится долго. Женщина встает и медленно надевает перчатки на одеревенелые пальцы. Медленно, волоча ноги, идет к двери, выходит.

— Дверь закройте хорошенько! Молчание разорвано, и точно в ответ на это — безумные всхлипывания с кровати у окна:

— Что же это? Господи, что же это? Ведь надо было бы...

— Ах, оставьте! Ну, что мы можем?

И они, действительно, не могут.

Но, может быть, не надо было говорить — закройте дверь?

В комнате знают, что за ушедшей дверь закрылась навсегда. Вряд ли дойдет она до дому, а если дойдет, то придти больше не, сможет. Это было ее последнее усилие.

А чудес, говорят, не бывает.

____

Некогда существовавшие бригады давно распались. Но многие члены этих бригад так и осели в учреждениях. Это одинокие и ставшие одинокими. Тут проще кажется существование. Дома страшнее. Некоторые так ослабели, что не могут пойти домой. Они умирают «на посту».

Но об этом как-то никто не думает.

Ведь, в конце концов, медленно умирают все.

____

Нас поддерживает это время конина, которую удалось приобрести через Василия Яковлевича в обмен на золотую брошку Марин Федоровны и Ирино кольцо.

Я снова пил у него крепкий чай, ел хлеб с маслом и сидел в теплой нетронутой комнате.

Василий Яковлевич в свое время был очень многим обязан моим родителям и хлопочет для меня, как мне кажется, с особой старательностью.

Достать что-нибудь на стороне сейчас просто немыслимая вещь.

____

Водопроводные трубы лопнули. За водой ходим  на Неву. Уборные не действуют.

____

В институте лекции по некоторым предметам, хотя и с перерывами, продолжаются.

____

Аудитория, рассчитанная на 200 слушателей. Тусклый свет зимнего дня проникает сквозь стекло, уцелевшее в одном из трех окон, забитых досками.

Холодно.

За партами едва 20-30 студентов, точнее, студенток. Все в пальто, некоторые закутаны в платки или одеяла. Они пытаются записывать содержание лекций.

На первой парте сидит девушка лет 17-18. Я привык к ней, к ее внимательным карим глазам. Это одна из самых добросовестных студенток первого курса. Она изменилась меньше других. Похудела только, глаза впали и стали от этого еще больше.

Вдруг голова ее опускается «а стол. Рука, державшая карандаш, свисает, и она сама медленно съезжает под парту.

Ее поднимают соседки, щупают пульс, подносят к губам зеркальце... Деловито выносят ее из аудитории и кладут на пол в коридоре. Пока.

Лекция продолжается.

По окончании занятий подруги отвозят тело покойной к ней домой.

Они рассказывают мне на следующий день: отец ее уже неделю, как умер, но не похоронен, лежит в их комнате. Мать умерла в тот же день, как и наша студентка. Жива только сестра 11-ти лет. Она теперь прокормится, так как у нее, если не отнимут, четыре продовольственных карточки.

____

Тяжелые хлопья снега падают в тишину онемевшего города. На столе в полуразбитой вазе несколько еловых веток. В тарелках студень. По рецепту: вода, желатин, лавровый лист. Мы едим его с солью, перцем и уксусом. Каждый приберег по куску хлеба.

Мария Федоровна заваривает припрятанную ею шепотку настоящего коле и дает каждому по два печенья «Альберт».

Сочельник.

Я замечаю, что тетя Катя потихоньку прячет свои печенья. Для Коли.

____

Саночки... Саночки...

Откуда взялось такое количество саночек? Почти каждый катит за собой саночки, а на них какие-нибудь веши или что-то. большое, завернутое в простыню или одеяло, что-то, напоминающее собой мумию.

Это что-то — покойник.

____

— Петр Васильевич, что это вы?

— Да вот видите, — он указывает рукой на трое саночек, связанных цугом. На первых лежит большая мумия, на вторых — поменьше, на третьих — чемодан.

— Это — жена. То — Люся. А это — вещи.

— Так куда же вы?

— Похоронить, пожалуй, надо, а там и сам не знаю.

____

Смерть... Смерть...

 Всюду с м е р т ь.

____

В каком-то романе я читал, что всегда где-нибудь что-нибудь случается. Где-то смеются, где-то плачут. Там крестят, а вот хоронят. Где-то копают канаву, а где-то строят мост. И всюду во всем принимают участие люди.

В Ленинграде случается одно — умирают.

Все другое — вне Ленинграда.

Если и случается что другое, то это — не Ленинград.

Ленинград умирает. Медленно, мучениях.

Умирают тела, но — и это страшнее — умирают души и застывают в лед сердца.

____

 

Далее

 

Оглавление повести