Главная страница

Государство и личность:

преодоление культа личности

в 50-х годах ХХ века.

Реферат

                       

 Макарова Мария

                   ученица МОУ «Средняя  школа № 17», 10-й класс.

                            Руководитель –

               Восипёнок Елена Владимировна,

                           учитель истории.

Консультант –

Трубников Георгий Иванович

                    

Смоленск, 2003 год

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

Эпиграф

1.      Введение. Государственная личность

2.      Сталинизм

3.      После смерти Сталина

4.      Устранение Берии

5.      Понижение Маленкова

6.      Подготовка к съезду

6.1. Доклад «комиссии Поспелова»

6.2. «Диктовка» Хрущева

7.      ХХ съезд КПСС.

7.1. Выступления делегатов после отчетного доклада.

7.2. «Секретный доклад» Н.С.Хрущева

8.      Реакция советских людей на выступление Хрущёва.

9.      Протест против развенчания Сталина. События в Тбилиси.

10.  Попытки сдержать процесс десталинизации

11.  Историческое значение ХХ съезда.

12.  Заговоры против Хрущева.

13.  Заключение.

14.  Литература

 

Не надо околичностей,

не надо чушь молоть.

Мы – дети культа личности,

мы кровь его и плоть.

Мы выросли в тумане

двусмысленном весьма,

среди гигантоманий

и скудности ума.

Мы не подозревали,

какая шла игра.

Деревни вымирали.

Чернели вечера.

И огненной подковой

горели на заре

венки колючих проволок

над лбами лагерей.

Мы люди, по распутью

ведомые гуськом,

продутые, как прутья,

сентябрьским сквозняком.

Мы – сброшенные листья,

мы музыка оков.

Мы мужество амнистий

и сорванных замков.

Распахнутые двери,

сметённые посты.

И ярость новой ереси,

и яркость правоты.

                 

                 А. Вознесенский, 1956г.

 

1.      ВВЕДЕНИЕ. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЛИЧНОСТЬ.

 

 

Когда возникает тема «Государство и личность», чаще всего под личностью понимают отдельно взятого рядового человека и рассматривают его права и обязанности перед государством. Это чисто политологический подход. Собственно человеческая личность здесь отходит на задний план, нас интересует государство. Государство по отношению к человеку имеет возможность законного использования силы. Для этого она использует законодательные, исполнительные, судебные, правоохранительные органы. Но, кроме того, государство может использовать в качестве своих ресурсов мотивы личностного поведения: страх, любовь, страсти и пороки, убеждение, выгоду, интерес, тайну.[1] 

Но к теме «Государство и личность» можно подойти  и с другой стороны. В настоящей работе под личностью мы будем понимать не рядового, а государственного человека, политического лидера. Такие люди сами олицетворяют собой государство. В демократическом государстве роль государственной личности не имеет решающего значения хотя бы потому, что высшие государственные должности являются выборными. За пять или за восемь лет пребывания у власти лидер не сможет коренным образом изменить государство. Но так было не всегда. При тоталитарном строе личность руководителя, его психология приобретают огромное значение.

В истории нашего государства был период, когда широко вошёл в обиход термин «культ личности». Это период до и после ХХ съезда КПСС, то есть пятидесятые годы ХХ века. Именно интерес к этому полузабытому термину и подтолкнул меня к данной работе.

Вопрос о роли личности является очень актуальным  и в наше время. Сегодня во главе нашего государства стоит законно избранный и популярный в народе руководитель. И уже раздаются голоса с призывами продлить подольше срок его пребывания у власти. И что самое интересное – В.В. Путин остается загадкой как личность.

Для оценки исторической личности необходимо время, чтобы оно отсеяло слишком личное восприятие свидетелей. Но и слишком большой отрезок времени приводит к утрате чувственного отношения, заинтересованности. Для Сталина, Хрущёва и их соратников этот оптимальный срок оказался пятьдесят лет. Именно в начале 90-х годов стали появляться первые смелые отклики наших современных историков на эту проблему. Но даже сейчас мы недостаточно знаем о таком важном событии, как ХХ съезд партии, о том, что ему предшествовало и что произошло после него. Наши суждения об этом времени опираются на стереотипы и штампы, которые были выработаны партийной системой. Данная работа – это попытка на основе имеющихся материалов оценить это событие непрофессиональным взглядом гражданина России XXI  века.

 

 

 

2.      СТАЛИНИЗМ.

 

 

ХХ съезд КПСС относится к тем историческим событиям, которые, будучи кратковременными и внешне незаметными, являются толчком к значительным изменениям в общественном сознании. ХХ съезд несомненно стал переломным моментом в истории СССР. С этого момента берёт начало новый этап развития российской государственности, приведший в конечном итоге к коренным преобразованиям в обществе и государстве, к повороту от тоталитарного режима к нормальному, естественному, демократическому развитию, на фоне которого, однако, процветали злодеяния по характеру схожие со сталинскими. 

Что же явилось предпосылками ХХ съезда? Какой страна осталась после смерти Сталина?

В стране утвердился тоталитарный государственный строй.

Название «тоталитаризм» происходит от латинского «totalis», в английском есть слово «total», что означает «весь, целый, полный». Тоталитаризм означает полный контроль и жесткую регламентацию со стороны государства всех сфер жизнедеятельности общества и каждого человека средствами прямого вооруженного насилия. Тоталитаризм представляет собой форму диктатуры, возникшую в ХХ веке.

Диктатура – это неограниченная власть. Диктатуры в истории возникали довольно часто – и в античности и позже, но все они были внутренне непрочны, поскольку держались исключительно на воле диктатора.

Тоталитаризм – принципиально новый тип диктатуры благодаря особой роли государства и идеологии. Государство имеет всеобъемлющую власть в обществе, основанную на государственной монополии национальной собственности и вытекающих из этого принудительного господства и подчинения. В основе лежит идея о необходимости абсолютной власти государства, государство рассматривается как единственный общественный институт, способный осуществить порядок, охрану и защиту граждан. Тоталитаризм возникает на базе а) слабой экономики (а значит и острых социальных противоречий), б) низкого культурного уровня, в) нездоровой психологической атмосферы в обществе. В этой ситуации всегда возникает желание усиления роли государства в управлении обществом, передать ему функции мобилизации, контроля, распределения и управления ресурсами.

Признаки тоталитаризма.

1). Монополизация власти и ее неограниченные полномочия во всех сферах жизни общества и человека.

2). Диктатура одной партии, слияние партии и правительства.

3). Государственный статус идеологии. Идеи признанной доктрины неоспоримы, абсолютны и общеобязательны. Монополия власти на средства массовой информации дает возможность осуществлять массированное идеологическое и психологическое воздействие.

4). Использование силы и принуждения. Репрессии. Использование секретных служб для выявления инакомыслящих.

5). Тенденция к милитаризации общества.[2]

 

 

Интеллектуальный и духовный потенциал общества низок. Ведь несколько десятилетий осуществлялся самый настоящий геноцид: коммунистическая диктатура физически уничтожала носителей культуры (дворянство), духовности (священников), предприимчивости (буржуазию), трудолюбия (состоятельных крестьян), интеллекта (учёных и писателей).

Что делают селекционеры, когда выводят новый сорт пшеницы? Просто отбирают лучшие зёрна, скажем, превышающие по весу какой-то порог, или просто в пропорции 1:100, остальные выбраковывают. А если наоборот – выбраковывать именно лучшие? Равнодушная природа это вытерпит, но получится очень плохой (с человеческой точки зрения), хотя и жизнеспособный сорт. Из советского народа выбраковали то ли 50, то ли 70 миллионов лучших людей (как кощунственно звучит эта неопределённость в цифрах!), причём большая часть из них не оставила потомства. Это и есть геноцид, изменение генофонда.

В советском обществе достигнуто полное единомыслие. Об оппозиции говорить не приходится, она была уничтожена ещё в тридцатые годы. Но каждый человек, насмерть испуганный страхом, уже в подсознании давил в себе всяческие сомнения в справедливости существующего строя. В среде городских служащих было принято в праздники, когда есть гости, поднимать первый тост за Сталина. Полное отсутствие анекдотов, ведь за них сажали. Атмосфера доносительства. О тех днях остался анекдот:

В тюремной камере.

- За что сидишь?

- Да анекдот рассказал. а ты за что?

- А я слушал анекдот.

-Эй, друг, а ты?

- За лень! Был я на вечеринке, а там один рассказывал анекдот. Домой шёл, думал: донести – не донести, и не донёс, поленился. А кто-то не поленился…[3]

Миллионы людей сидят в лагерях, но народ об этом не знает. Действительно не знает, поскольку каждая семья, в которой кто-то сидит, никому и полслова об этом не скажет. Да и как можно об этом говорить? Ведь ты автоматически становился ЧСИР – «членом семьи изменника родины».

Советский Союз полностью отделён от мира, в стране полная информационная блокада. Коротковолновых приёмников, на которых вещают западные радиостанции, у людей почти нет. Все остальное – газеты, радио, фильмы (телевидения ещё не было) – абсолютный официоз. Люди смотрят нарядные фильмы о счастье и думают, что только в его городишке этого нет, но где-то есть. «В недалёком будущем советские режиссёры тоже будут иметь собственные машины. Возможно, тогда они перестанут с завистью смотреть на Запад,»- говорил Сталин.[4]

Деревенская нищета, вплоть до голода, и на этом фоне – «стройки коммунизма» - каналы, гигантские ГЭС, закрытые города для атомной промышленности, построенные заключёнными.

 

И вот на этом фоне – смерть Сталина 5 марта 1953 года. Умер «гениальный продолжатель дела Ленина, отец народов, большой учёный, великий кормчий, автор и кузнец Победы»[5]. Страна совершенно искренне рыдает.  Вся, кроме заключенных с одной стороны (в лагерях устраивают тихие праздники) и членов Политбюро с другой (им рыдать некогда, им предстоит дележ власти).

 

В своих воспоминаниях Хрущёв написал: «Вспоминая сегодня те дни, вынужден честно заявить, что мы получили после смерти Сталина тяжёлое наследство. Страна была разорена. Руководство ею, сложившееся при Сталине, было, если так можно выразиться, нехорошим. Собрались в кучку разношёрстные люди. Тут и неспособный к новациям Молотов, и опасный для всех Берия, и перекати-поле Маленков, и слепой исполнитель сталинской воли Каганович. В лагерях сидело 10 миллионов человек. Тюрьмы были переполнены. Имелась даже особая тюрьма для партийного актива, созданная по указанию Сталина Маленковым.»[6]

 

 

 

3.      ПОСЛЕ СМЕРТИ СТАЛИНА

 

Уже вечером 5 марта 1953 года состоялось совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного совета. Главное решение, объявленное после похорон, гласило: Председателем Совета министров (основная формальная должность Сталина)  назначен Г.М.Маленков, его первыми заместителями — Л.П.Берия, Н.А.Булганин, Л.М.Каганович и В.М.Молотов.

Народ стал гадать: будут ли Маленкова называть вождем. На похоронах выступали Маленков, Молотов и Берия. От Маленкова ожидали клятвы, такой, какую, согласно прочной легенде, произнес Сталин на похоронах Ленина. Нечто подобное прозвучало. Маленков не говорил «Клянемся тебе, товарищ Сталин», но трижды сказал «Наша священная обязанность состоит в том…».

Но это было только на поверхности. Фактически на заседании был утверждён новый состав Президиума ЦК,  ликвидировалось бюро Президиума Совета Министров СССР. В состав членов Президиума ЦК КПСС вошли: Г.М.Маленков, Л.П.Берия, В.М.Молотов, К.Е.Ворошилов, Н.С.Хрущев, Н.А.Булгарин, Л.М.Каганович, А.И.Микоян, М.З.Сабуров, М.Г.Первухин. Этот состав отражает сложившуюся в то время иерархию и практически полностью соответствует тому составу, который действовал до XIX съезда партии. Примечательным является  не сам факт сокращения числа членов Президиума более чем вдвое, а прежде всего принцип этого сокращения: Президиум ЦК ограничил свой состав числом 10 потому, что как раз столько, ни больше и ни меньше, оставалось у власти "соратников Сталина", включая Булгарина, Первухина и Сабурова, которые уже значительное время входили в сталинский аппарат. Новому пополнению не было предоставлено ни одного места в Президиуме. Одновременно Берия занял пост министра внутренних дел, сосредоточив в своих руках контроль над всем карательным аппаратом (в состав МВД было включено и МГБ). Молотов вновь стал министром иностранных дел, Булганин — министром обороны.
К.Е.Ворошилова избрали председателем Президиума Верховного совета СССР (он сменил на этом посту Н.М.Шверника).
Бюро Президиума ЦК было распущено, а сам Президиум сокращен до размеров прежнего Политбюро: 11 членов и 4 кандидата. Членами Президиума стали Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Микоян, Молотов, Хрущев, т.е. все члены Политбюро, существовавшего до XIX съезда КПСС — за исключением А.А.Андреева. Из членов Президиума ЦК, впервые избранных на XIX съезде, в его составе удержались лишь двое: М.Г.Первухин и М.З.Сабуров. Во вновь созданном органе лишь Хрущев не занимал государственных должностей, а вел только партийную работу. Он — единственный в составе Президиума — являлся секретарем ЦК.

 

Термин «коллективное руководство» в первое время после смерти Сталина широко не употреблялся, но подразумевалось, что дело Сталина продолжит коллектив его соратников. Однако многим было ясно, что среди них должен появиться новый лидер. Кто им станет?

В 70-х годах советские социологи впервые стали заниматься проблемой неформального лидерства. Для этого они должны были найти среду, сообщество, свободное от всепроникающего начальствования. И такое сообщество они нашли в лице уголовной среды. Кто становится лидером (в данном случае и слова русские есть: главарь, атаман) банды, шайки? Предварительно напрашивались несколько возможных ответов: самый сильный, самый умный, самый смелый, самый жестокий. Но исследования показали, что все эти версии были неверны. Руководителем шайки всегда оказывался некто усредненный, некто, объединявший в себе типичные для шайки черты характера. Каждый из членов данной преступной группы был в чем-то похож на главаря, ощущал с ним некую родственность. Самый же сильный  становился телохранителем, самый умный играл роль начальника штаба, и т.д.

Если  рассмотреть с этой точки зрения окружение Сталина, то мы увидим там ту же картину. И это не удивительно: для сталинского «коллектива» также не существовало закона, ни государственного, ни нравственного, как и для банды. Исчезновение главаря, не оставившего прямого наследника, неизбежно приводит к жесточайшей схватке.

 

4.      УСТРАНЕНИЕ ЛАВРЕНТИЯ БЕРИИ

 

Первым свои претензии на лидерство выразил Л.П.Берия. Он развернул активную политическую деятельность, чаще остальных выступая на заседаниях Политбюро, всячески стремясь к упрочению своего положения, фактически поставив себя вне контроля высших партийных и государственных органов, поскольку руководил таким сильным ведомством, как Министерство внутренних дел СССР (в состав которого в то время вошло КГБ).

В самые последние годы появились материалы, в которых делается попытка в известном смысле реабилитировать Берию. В этих источниках упор делается на то, что Берия после смерти Сталина делал предложения о либерализации режима:

-выступил против восхваления Сталина в печати, 

-перестроил и смягчил сложившуюся при Сталине репрессивную систему,

-ставил под сомнение эффективность кооперативного производства в ГДР и предлагал отказаться от него,

-по его предложению было прекращено строительство не вызванных нуждами народного хозяйства крупных дорогостоящих объектов, ограничены ассигнования на развитие военно-промышленного комплекса,

-добился в мае-июне лишения партийной верхушки введенной Сталиным привилегии – ежемесячных “конвертов” с дополнительным денежным вознаграждением, не облагаемым не только налогами, но и партийными взносами,

-выступал за объединение ГДР и ФРГ и создание нейтрального демократического германского государства, а также за нормализацию отношений с Югославией.[7]

 

Все дело в том, что, по-видимому, необходимость каких-то изменений понимали все, но лучше всех “болевые точки” Системы знал Берия, к которому через органы безопасности стекалась вся информация о том, против чего в первую очередь выступает население страны. Именно Берия должен был в первую очередь отмежеваться от массовых репрессий, чтобы сохранить влиятельные позиции в руководстве. Кроме того, переход к нему инициативы на начальном этапе реформирования Системы объективно делал его как бы фигурой номер один. Все это объясняет тот факт, что наиболее радикальные спонтанные меры по реформированию страны были предложены именно им.

Имеет ли право на жизнь точка зрения, с которой Берия напоминает умнейшего и хитрейшего Ден Сяо-Пина, тихонечко, без лишнего шума развернувшего Китай в сторону от марксизма, ленинизма, коммунизма? Может, если бы Берия остался во главе страны, то СССР представлял собой нечто другое? Не было бы ни неловких телодвижений Хрущёва, ни брежневского застоя?

История не терпит сослагательного наклонения. Нет никаких гарантий, что со стороны Берии, сталинского палача, его личного друга и соплеменника, весьма радикальные предложения по либерализации режима не были лишь игрой для укрепления личной власти. И главное: как бы среагировало население,  на такого преемника? Для продвинутой части общества это было бы крушением надежд, а основная масса, скорее всего, признала бы в Берии нового вождя, которому позволяется всё.

Сила Берии обернулась его слабостью, поскольку подельники его панически боялись. Этим и воспользовался Н.С. Хрущев, использовав против самого сильного соперника интриги совершенно в духе Сталина.

Вот несколько живописных отрывков из воспоминаний Хрущева.[8]

 

Я не раз говорил Маленкову: «Неужели ты не видишь, куда клонится дело? Мы идем к катастрофе. Берия подобрал для нас ножи». Маленков мне: «Ну, а что делать? Я вижу, но как поступить?» Я ему: «Надо сопротивляться, хотя бы в такой форме: ты видишь, что вопросы, которые ставит Берия, часто носят антипартийную направленность. Надо не принимать их, а возражать». «Ты хочешь, чтобы я остался один? Но я не хочу». «Почему ты думаешь, что останешься один, если начнешь возражать? Ты и я — уже двое. Булганин, я уверен, мыслит так же, потому что я не один раз обменивался с ним мнениями. Другие тоже пойдут с нами, если мы будем возражать аргументированно, с партийных позиций. Ты же сам не даешь возможности никому слова сказать. Как только Берия внесет предложение, ты сейчас же спешишь поддержать его, заявляя: верно, правильное предложение, я за, кто против? И сразу голосуешь. А ты дай возможность высказаться другим, попридержи себя, не выскакивай, и увидишь, что не один человек думает иначе. Я убежден, что многие не согласны по ряду вопросов с Берия». И я предложил: «Мы ведь составляем повестку дня. Давай поставим острые вопросы, которые, с нашей точки зрения, неправильно вносятся Берия, и станем возражать ему. Я убежден, что мы тем самым мобилизуем других членов Президиума, и решения Берия не будут приняты». Маленков наконец-то согласился. Я был, честно говоря, и удивлен, и обрадован.

… Приехал я к Ворошилову в Верховный Совет, но у меня не получилось того, на что я рассчитывал. Как только я открыл дверь и переступил порог его кабинета, он очень громко стал восхвалять Берия: «Какой у нас, товарищ Хрущев, замечательный человек Лаврентий Павлович, какой это исключительный человек!»

… Я полагал, что Ворошилов мог так говорить, рассчитывая, что его подслушивают, и говорил это для «ушей Берия». С другой стороны, он считал меня близким к Берия, потому что часто видел нас втроем: Берия, Маленкова и меня.

… Как только я заговорил с Молотовым, он полностью со мной согласился. «Да, верно, но хочу спросить, а как держится Маленков?» «Я разговариваю сейчас с тобой от имени и Маленкова, и Булганина. Маленков, Булганин и я уже обменялись мнениями по этому вопросу». «Правильно, что вы поднимаете этот вопрос. Я полностью согласен и поддерживаю вас. А что вы станете делать дальше и к чему это должно привести?» «Прежде всего нужно освободить Берия от обязанностей члена Президиума ЦК, заместителя председателя Совета министров СССР и от поста министра внутренних дел». Но Молотов сказал, что этого недостаточно: «Берия очень опасен, и я считаю, что надо пойти на более крайние меры».

… Итак, мы договорились с Молотовым, а потом я рассказал всё Маленкову и Булганину. И мы решили, что следует форсировать ход дела, потому что нас могут подслушать или кто-либо нечаянно проговорится, сведения о наших шагах дойдут до Берия, и Берия нас просто арестует.

… Каганович сразу навострил уши: «А кто за?» Он поставил так вопрос, чтобы разведать, каково соотношение сил. Я сказал, что Маленков, Булганин, Молотов и Сабуров согласны, так что, собственно говоря, и без него у нас имеется большинство. Тогда Каганович заявил: «Я тоже за, конечно, за, это я просто так спросил». Но я его правильно понял, и он меня понял. Затем спрашивает: «А как же Ворошилов?» И я ему рассказал, какая у меня получилась неловкость с Ворошиловым. «Так он тебе и сказал?» «Да, он стал хвалить Берия». Каганович выругался в адрес Ворошилова, но незлобно: «Вот старый хрыч. Он неправду тебе сказал. Он сам мне говорил, что просто невозможно жить дальше с Берия, что он очень опасен, что он может на всё пойти и всех нас уничтожить».

… Каганович спрашивает: «А Микоян?» «С Микояном я по этому вопросу еще не говорил, тут сложный вопрос». Мы все знали, что у кавказцев Микояна и Берия существовали наилучшие отношения, они всегда стояли один за одного. И я сказал, что с Микояном поговорить, видимо, надо попозже.

… Таким образом, у нас со всеми членами Президиума дело было обговорено, кроме Ворошилова и Микояна. И мы с Маленковым решили начать действовать в день заседания Президиума Совета министров СССР.

Выявился и такой вопрос: мы обсудим дело, задержим Берия. А кто именно его задержит? Наша охрана подчинена лично ему. Во время заседания охрана членов Президиума сидит в соседней комнате. Как только мы поднимем наш вопрос, Берия прикажет охране нас самих арестовать. Тогда мы договорились вызвать генералов. Условились, что я беру на себя пригласить генералов. Я так и сделал, пригласил Москаленко и других, всего человек пять. Маленков с Булганиным накануне заседания расширили их круг, пригласив еще Жукова. В результате набралось человек десять разных маршалов и генералов; их с оружием должен был провезти в Кремль Булганин. В то время военные, приходя в Кремль, сдавали оружие в комендатуре. Мы условились, что они станут ожидать вызова в отдельной комнате, а когда Маленков даст им знать, то войдут в кабинет, где проходит заседание, и арестуют Берия.

 

… Я, как условились заранее, попросил слова у председательствующего Маленкова и предложил обсудить вопрос о Берия. Берия сидел от меня справа. Он встрепенулся, взял меня за руку, посмотрел на меня и говорит: «Что это ты, Никита? Что ты мелешь?» Я ему: «Вот ты и послушай, как раз об этом я и хочу рассказать».

 

… После меня взял слово Булганин. Мы с ним еще при жизни Сталина были единого мнения о Берия. Он тоже высказался в том же духе. И другие проявили принципиальность, за исключением Микояна. Микоян высказывался последним. Он выступил (не помню сейчас деталей его речи) со следующим заявлением: повторив то, что сказал мне, когда я с ним беседовал перед заседанием, заявил, что Берия может учесть критику, что он не безнадежен и в коллективе сумеет быть полезным. Когда все высказались, Маленков как председатель должен был подвести итоги и сформулировать постановление. Но он растерялся, и заседание оборвалось на последнем ораторе. Возникла пауза. Вижу я, что складывается такое дело, и попросил Маленкова, чтобы он предоставил мне слово для предложения. Как мы и условились, я предложил поставить на пленуме вопрос об освобождении Берия (это делает Президиум ЦК) от всех постов, которые он занимал. Маленков всё еще пребывал в растерянности и даже не поставил мое предложение на голосование, а нажал сразу секретную кнопку и вызвал таким способом военных. Первым вошел Жуков, за ним Москаленко и другие.
В кабинет вошло человек десять или более того. И Маленков мягко так говорит, обращаясь к Жукову: «Предлагаю вам как председатель Совета министров СССР задержать Берия». Жуков скомандовал Берия: «Руки вверх!» Москаленко и другие обнажили оружие, считая, что Берия может пойти на какую-то провокацию. Берия рванулся к своему портфелю, который лежал на подоконнике, у него за спиной. Я схватил Берия за руку, чтобы он не мог воспользоваться оружием, если оно лежало в портфеле. Потом проверили: никакого оружия там не было, ни в портфеле, ни в карманах. Он просто сделал какое-то рефлекторное движение. Берия взяли под стражу и поместили в здании Совета министров, рядом с кабинетом Маленкова. И тут же мы решили, завтра или послезавтра, так скоро, как это будет возможно, созвать пленум ЦК партии, где поставить вопрос о Берия. Одновременно освободить от занимаемой должности генерального прокурора СССР, потому что он не вызывал у нас доверия, и мы сомневались, сможет ли он объективно провести следствие. Новым генеральным прокурором утвердили Руденко и поручили ему провести следствие по делу Берия.

Итак, Берия мы арестовали. А куда его девать? Министерству внутренних дел мы не могли доверить его охрану, потому что это было его ведомство, с его людьми. Договорились, что лучше всего поручить это дело командующему войсками Московского округа противовоздушной обороны Москаленко. Москаленко взял Берия, поставил вокруг своих людей и перевез Берия к себе на командный пункт, в бомбоубежище. Я видел, что он делает это как нужно. На этом заседание закончилось.

 

В официальном сообщении об аресте и расстреле Берии говорилось не только о злоупотреблении властью, политических ошибках и моральном разложении. Он объявлялся также английским шпионом, в лучших традициях процессов 30-х годов. Другого и вожди не умели, и народ не был приучен.

 

5.  ПОНИЖЕНИЕ МАЛЕНКОВА.

Итак, если  реальная власть с 5 марта по 26 июня,  находилась в руках триумвирата Маленков, Берия, Хрущев,  то со дня ареста Берии образовался второй триумвират – Маленков, Хрущев, Булганин.

Хрущеву, вдохновленному победой над Берией и избранному на  сентябрьском Пленуме 1953 г. первым секретарем ЦК КПСС, теперь мешал уже Маленков - человек слабый, несамостоятельный. При Сталине он занимался исключительно аппаратными делами, где никогда не требовалась инициатива.

Маленков и Хрущев по-разному понимали задачи преодоления сталинизма. Глава правительства считал основным злом неограниченный произвол лидера партии и вмешательство партаппарата в работу государственных органов. Исключить подобное впредь должно было «коллективное руководство» — Президиум ЦК, в котором руководители правительственных ведомств преобладали над партийными аппаратчиками.

Хрущев видел главное проявление «культа личности» в беззакониях и необоснованных репрессиях. Правда, он пока не решался прямо критиковать Сталина и стремился представить главным виновником преступлений 1930-х — начала 1950-х гг. Берию. Между тем все высшие руководители СССР 1950-х гг. несли ответственность за террор предшествующих лет.

Начавшаяся с 1954 г. реабилитация безвинно пострадавших была встречена большей частью общества с явным сочувствием. Поэтому обвинение в соучастии в репрессиях превращалось в грозное оружие политической борьбы.

Решающую победу над Маленковым Хрущев одержал на Пленуме ЦК в январе 1955 г. Пленум принял постановление «О товарище Маленкове», в котором отмечалось, что «тов. Маленков не обеспечивает выполнения обязанностей председателя Совета министров СССР, плохо организует работу Совета министров, не проявляя себя достаточно зрелым и твердым большевистским руководителем». Призыв Маленкова - ускорить развитие легкой промышленности, выпускающей товары для населения и сократить расходы на тяжелую (заметим - в значительной степени ориентированную на военную промышленность) был оценен Хрущевым как "теоретически неправильное и политически вредное противопоставление темпов развития тяжелой промышленности темпам развития легкой и пищевой промышленности", выдвигался в качестве основного вывода лозунг форсированного развития легкой индустрии".

В сходных выражениях Хрущев критиковал и внешнеполитические воззрения Маленкова - за якобы "теоретически ошибочное и политически вредное утверждение о возможности "гибели мировой цивилизации" в случае, если империалистами будет развязана третья мировая война". По мнению Хрущева, "распространение подобных взглядов не только не способствует мобилизации общественного мнения на активную борьбу против преступных замыслов империалистов развязать атомную войну, но, наоборот, способно породить настроения безнадежности. . . "[9] Маленкова обвиняли в поддержке предложения Берии о возможности создания единой нейтральной Германии.

На этом Пленуме Маленков был впервые публично обвинен в сотрудничестве с Берией, в том, что он несет ответственность за "ленинградское дело", и ряд других политических процессов 40-начала 50-х гг.

Маленков признал допущенные ошибки и остался членом Президиума ЦК, а также заместителем председателя Совета министров. Главой правительства стал нерешительный и не имевший самостоятельной политической позиции Н.А.Булганин. Освобожденный им пост министра обороны занял Г.К.Жуков.

Следует подчеркнуть, что официально были лишь сообщения об изменениях в высших должностях, материалы же пленума оставались секретными.

 

После январского Пленума 1955 г., на котором участие в репрессиях стало основой тяжелых политических обвинений, процесс реабилитации значительно ускорился. Реабилитированных коммунистов начали восстанавливать в партии. Оценка «культа личности» стала важнейшим политическим вопросом. Эти кадровые перестановки усиливали позиции первого секретаря ЦК   Н. С. Хрущева.

Новые реабилитации уже прямо связаны с восстановлением репрессированных в партии. Таким образом вопрос о репрессиях уже формально становится не только юридическим, но и партийно-политическим. В этой связи становится ясным, почему эта тема - репрессий и отношение к Сталину - становится одной из важнейших на предстоявшем ХХ съезде КПСС - первом съезде партии после смерти Сталина.

Существует нередкий исторический парадокс между обилием слов и оценок ХХ съезда и его кульминационной части - "секретного доклада" Н. С. Хрущева и практической неизученностью механики подготовки и самого съезда, и доклада, да и ближайших последствий съезда. Документы архива Политбюро ЦК КПСС позволяют современным учёным сообщить прежде неизвестные факты об этом.

 

6. ПОДГОТОВКА К СЪЕЗДУ

а) Отчёт «комиссии Поспелова» о репрессиях в сталинский период.

Появлению "секретного доклада" Хрущева предшествовало заседание Президиума ЦК КПС 31 декабря 1955 г. В его повестку были внесены "Вопросы, связанные с реабилитацией". В краткой протокольной записи сообщалось, что Президиумом ЦК была создана "комиссия в составе тт. Поспелова, Комарова, Аристова, Шверника, которой поручено просмотреть все материалы". (Позже эту комиссию стали называть "комиссией Поспелова").

Краткая запись в протоколе Президиума поясняет вопрос о целях и задачах этой комиссии. Как сообщается в докладе самой комиссии, направленном в Президиум ЦК КПСС, она была образована "для разбора вопроса о том, каким образом оказались возможными массовые репрессии против большинства всего состава членов и кандидатов ЦК ВКП(б) , избранного XVII съездом партии."[10]

Накануне очередного съезда усилились споры о сталинских репрессиях в Президиуме ЦК. Непосредственно на заседание Президиума был доставлен заключенный Б. Родос - в свое время - следователь по особо важным делам МГБ СССР, один из главных исполнителей политических процессов конца 40-х гг. Его показания подтвердили, что Сталин лично руководил террором. Я считаю, что эти слова нельзя принимать за чистую правду. Члены Президиума сами в абсолютном большинстве своем знали это не хуже, а, пожалуй, и получше Бориса Родоса, сами в свое время участвовали в "тройках", отчитывались по "лимитам" расстрелянных и запрашивали новые "лимиты" у Сталина для истребления "врагов народа" . Дело в другом. Первый секретарь ЦК настойчиво поднимал тему ответственности Сталина за террор, требовал вынести ее на съезд, и надо было определить свое отношение к этому. Самый факт вызова из тюрьмы бывшего следователя МГБ свидетельствовал лишь о последовательности Хрущева.

Во время обсуждения разгорелся спор - как оценить на предстоящем съезде Сталина. Для Молотова - Сталин, несмотря на ставшие известными факты репрессий, великий продолжатель дела Ленина, что и необходимо сказать на съезде. Его поддержали Ворошилов и Каганович. Микоян и Сабуров - против. Он заявил: "Если верны факты, разве это коммунизм? За это простить нельзя". Согласен был обсудить вопрос о Сталине на съезде Маленков. Хрущев заявил, что "Сталин был предан делу социализма, но все делал варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все святое стер, что есть в человеке. Все своим капризам подчинил"[11].

Непосредственно перед началом ХХ съезда, 8 февраля 1956 г. "комиссия Поспелова" представила в Президиум ЦК многостраничный отчет о репрессиях прошлого. Этот отчет был подготовлен очень быстро - за месяц. В этом, совершенно секретном отчете сообщались сведения о масштабах репрессий в стране в 1935-1940 гг. Авторы доклада избрали только данные о репрессированных по обвинению в антисоветской деятельности, обратив особое внимание на преследования партийно-советского руководства. Но даже в этом документе, где не затронуты репрессии по отношению к "социально-чуждым элементам" в 20-30 гг. , где тщательно обходилась роль в репрессиях 30-х гг. Маленкова, Ворошилова, Кагановича, самого Хрущева, где нет ни слова о разгроме крестьянства в период коллективизации, о трагедии советских военнопленных, поменявшие не по своей воле фашистские лагеря на советский ГУЛАГ, содержалась жуткая в своей убедительности картина массового террора власти по отношению к населению страны.

Доклад "комиссии Поспелова" свидетельствовал, хотя и основывался на очевидно неполной статистике, что только за 2 года - 1937-1938 - было арестовано по обвинению в антисоветской деятельности 1. 548. 366 человек, из которых было расстреляно 681. 692 человека, о разгроме партийно-советского руководства страны - арестовано было по 2-3 состава руководящих работников республик, краев и областей. из 1. 966 делегатов ХУП съезда ВКП(б) 1. 108 человек, из которых расстреляно 848.

Там же содержалась попытка раскрыть механику проведения репрессий и рассказывалось о ряде крупных политических процессов. Приведем название некоторых рубрик этого доклада: "Приказы НКВД СССР о проведении массовых репрессий", "Искусственное создание антисоветских организаций, блоков и различного рода центров", "О грубейших нарушениях законности в процессе следствия", "О "заговорах" в органах НКВД", "Нарушения законности органами прокуратуры в надзоре за следствием в НКВД", "Судебный произвол Военной Коллегии Верховного Суда СССР", "О внесудебном рассмотрении дел". Сообщая в Президиум ЦК, что "при подготовке материалов и печатании настоящей записки были обеспечена необходимая конспирация", комиссия попыталась сделать выводы о причинах массовых репрессий.

По мнению членов комиссии, этими причинами стали: принятое с нарушениями процедуры в первые часы после убийства С. М. Кирова Постановление ЦИК СССР от 1 декабря 1934 г. , открывшее "возможность для массовых нарушений социалистической законности" и телеграмма Сталина и Жданова, посланная 25 ноября 1936 г. Кагановичу и Молотову с установкой на применение массовых репрессий и легшая в основу решений февральско-мартовского (1937 г. ) Пленума. В документе ясно устанавливалась персональная ответственность Сталина за применение пыток на допросах, внесудебные расправы и расстрелы[12].

Доклад страшный. Страшны конкретные факты, многочисленные выдержки из показаний и жертв, и палачей, тоже большей частью расстрелянных во время "чистки" органов НКВД в 1939-1940 гг. , свидетельства о пытках, призывы прежних соратников вымолить у Сталина жизнь.[13] Доклад заканчивался приложением - тремя документами. Это телеграмма Сталина от 10 января 1939 г. , подтверждавшая установленную ЦК ВКП(б) практику "применения физического воздействия" (то есть пыток) при допросах , справка о санкционированных Сталиным расстреле 138 руководящих работников и предсмертное письмо наркома земледелия, члена ЦИК СССР Р. И. Эйхе Сталину. Микоян вспоминал: "Докладчиком от комиссии был Поспелов (он был и сейчас остается просталински настроенным). Факты были настолько ужасающими, что, когда он говорил, особенно в таких местах очень тяжелых, у него на глазах появлялись слезы и дрожь в голосе. Мы все были поражены, хотя многое мы знали, но всего того, что доложила комиссия, мы, конечно, не знали. А теперь это все было проверено и подтверждено документами"[14]

9 февраля этот доклад был заслушан на Президиуме ЦК. Впечатление от него было шокирующим. Сразу же развернулась дискуссия о том, нужно ли говорить об этом на съезде, как оценивать Сталина. Молотов настаивал на позитивной характеристике "вождя народов". "Тридцать лет партия жила и работала под руководством Сталина, осуществила индустриализацию страны, одержала победу в войне и вышла после ее окончания великой державой". Колебался Каганович - "Мы несем ответственность, но обстановка была такой, что мы не могли возразить", вспоминал о судьбе своего брата Михаила, покончившего с собой из-за угрозы ареста, но, вместе с тем, опасался - "чтобы нам не развязать стихию" на съезде". Сторонниками доклада были Аристов, Шепилов. Вновь за доклад высказался и Маленков. Против доклада в конце-концов выступили Молотов, Ворошилов и Каганович. В этих условиях Хрущев попытался найти компромиссные решения. "Не смаковать" прошлое - пообещал Хрущев[15].

Между тем съезд готовился. В проекте регламента ХХ съезда, подготовленном отделом партийных органов ЦК, доклада Хрущева не было. Не было его и в пригласительном билете, розданном делегатам съезда.

Но в подготовку съезда буквально перед его началом были внесены серьезнейшие коррективы. 13 февраля 1956 г. , за день до начала съезда, состоялось заседание Президиума ЦК, на котором было принято решение: "внести на Пленум ЦК КПСС предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности и утвердить докладчиком Н. С. Хрущева.

Сохранилась выписка из стенограммы Пленума, содержащая обсуждение этого вопроса. Приводим ее полностью:

"Хрущев. Президиум ЦК после неоднократного обмена мнениями и изучения обстановки и материалов после смерти т. Сталина чувствует и считает необходимым поставить на ХХ съезде, на закрытом заседании (видимо, это будет в то время, когда будут обсуждены доклады и будет утверждение в руководящие органы ЦК, . . . когда гостей не будет), доклад ЦК о культе личности. На Президиуме условились, что доклад доверяется сделать мне, первому секретарю ЦК. Не будет ли возражений?

Голоса. Нет"[16].

Необходимо отметить, что в этот момент  нарушалась традиция подготовки не только съезда, но и вообще сколько-нибудь крупного партийного мероприятия. Утверждался доклад, текста которого в это время вообще не существовало. Его еще предстояло написать.

 

б) «Диктовка» Хрущёва – основа его секретного доклада на ХХ съезде.

Н. С. Хрущева не удовлетворил проект доклада, подготовленный только к 18 февраля 1956 г. Поспеловым и Аристовым "О культе личности и его последствиях", основанный на материалах "комиссии Поспелова", . Хрущев сам включился в подготовку доклада. Он пригласил к себе стенографистку и лично продиктовал 19 февраля, в разгар работы съезда, свой вариант доклада[17].

В конце-концов объединение двух вариантов - поспеловского и того, который надиктовал сам Хрущев, - стали основой будущего "секретного доклада". Поспеловский вариант доклада включал в себя теоретический раздел - осуждение культа личности с позиций марксизма, сведения о так называемом "политическом завещании" Ленина с критикой Сталина, сетования на "болезненную подозрительность И. В. Сталина", что "привело к большим бедствиям, к массовым репрессиям против невинных людей в 1937-1938 гг. , к так называемому "ленинградскому делу", состряпанному преступной шайкой Берия-Абакумова, к позорному "делу врачей". В этом проекте весьма подробно рассказывалось о судьбе делегатов ХУП съезда ВКП(б), приводились впечатляющие факты расправы над рядом государственных и партийных деятелей в конце 30-х гг. Однако в нем тщательно обходились вопросы персональной ответственности людей из окружения Сталина, вся вина возлагалась на самого Сталина и "вышедший из-под партийного контроля аппарат НКВД". Укажем еще одно принципиальное положение поспеловского варианта доклада: сведения о репрессиях обрывались 1940 годом, и в нем полностью отсутствовали данные и оценки событий 40-х - начала 5О-х гг.

Иными были предложения самого Хрущева. О них мы можем судить из его диктовки 19 февраля 1956 г. Именно она и стала основой будущего доклада на ХХ съезде. Хрущев, конечно, использовал поспеловский проект, но расставил в ряде случаев существенно иные акценты и, главное, изменил и хронологические, и концептуальные рамки доклада. Прежде всего, Хрущев попытался ответить на естественный вопрос - почему партийное руководство мирилось со сталинским произволом. "Сталин проявлял полную нетерпимость коллективности, - говорил Хрущев. - Он действовал не путем убеждения, кропотливой работы. . . , а путем навязывания, путем требования принятия его понимания вопроса, и кто этому сопротивлялся, , или старался доказывать свою правоту, тот был обречен на исключение из руководящего коллектива, с последующим немедленным уничтожением "[18].

Хрущев повторяет, следом за Поспеловым и "Кратким курсом истории ВКП(б)", что "жестокая и полезная борьба, которая была проведена партией с троцкистами, зиновьевцами и правыми, была необходима и понятна, и здесь Сталин сыграл положительную роль". Но Хрущев высказал сомнение в справедливости методов внутрипартийной борьбы. Он напоминал, что Ленин, резко выступивший против Каменева и Зиновьева перед Октябрьской революцией, после Октября ввел их в состав политического руководства. "Возьмем троцкистов, - рассуждал Хрущев. - . . . Ведь вокруг Троцкого были люди, которые не являлись выходцами из буржуазии и помещиков. . . И можно назвать целый ряд людей, которые принимали активное участие и до победы революции, и в момент революции, и в укреплении завоеваний этой революции. Почему же они были доведены до такого состояния, что создалась необходимость их уничтожения? Я уверен, если бы был жив Ленин, такой необходимости не было бы".

Хрущев не собирался ограничиваться только довоенной историей страны. Для него не менее важна была оценка роли Сталина в войне, в событиях послевоенного времени. Оценки Хрущева пристрастны, факты часто не проверены, это экспромты, рожденные личными тревогами недавнего прошлого, в них много от страха перед Сталиным, от того соперничества между советскими лидерами, которое появилось в последние годы жизни Сталина, но сохранилось и при "коллективном руководстве" Хрущева. Стенограмма Хрущева сумбурна, он перескакивает с одной темы - на другую, не пытается выдерживать хронологию событий. Однако своя логика у Хрущева есть. Это стремление возложить вину за все плохое в прошлом на Сталина и Берию и тем самым реабилитировать коммунистическую партию, реабилитировать идеи социализма и коммунизма.

Близко наблюдавший Сталина в дни войны, Хрущев создал карикатурный портрет генералиссимуса. Это человек, оказавшийся совершенно неспособным к руководству в начале войны, год не подписывавший приказы. "Где же все это время был главнокомандующий? Струсил, испугался. Тяжелое положение, которое создалось в то время для нашей страны, - это результат неразумного руководства Сталина. Я говорю, Сталина, " - утверждал Хрущев. "Если правду говорить, и мне и другим товарищам, - говорил Хрущев, - пришлось быть на войне с самого начала почти до конца ее и нести ответственность и тяжесть этой войны, то мы знаем, какова была роль Сталина в войне. Это не роль Сталина, а роль нашей партии, роль людей, воспитанных партией. . . "[19] На Сталина Хрущев возлагает ответственность за неподготовленность к войне, за окружение частей Красной Армии под Киевом в 1941 г. , под Харьковым в 1942 г.

"Ленинградское дело", "дело врачей", "менгрельское дело" - во всех этих случаях ответственность за эти политические процессы недавнего прошлого Хрущев возлагал лично на Сталина. "Дело врачей. - диктовал Хрущев. -Это может быть не дело врачей, а дело Сталина, потому что никакого дела о врачах не было. . ."[20]

Примечательны последние слова в диктовке Хрущева: "Сказать о "московском деле ".⁷⁵ Эта запись осталась нераскрытой. Нет этой темы и в официальном тексте "секретного доклада". Позже, в своих мемуарах, Н. С. Хрущев утверждал, что Сталин пытался организовать процесс, подобный ленинградскому, в Москве в конце 40-х - начале 50-х гг. Мы не располагаем данными, насколько были обоснованы личные опасения человека, бывшего первым секретарем Московского горкома партии. Во всяком случае, повторение этой темы и в хрущевском варианте доклада, и в его мемуарах, свидетельствует о важности этой темы для и самого Хрущева.

Именно продиктованный Н. С. Хрущевым текст лег в основу его "секретного доклада", прочитанного в последний день работы съезда - 25 февраля 1956 г. Существует предание, что непосредственно перед докладом, двое суток Хрущев дорабатывал текст будущего доклада вместе с Шепиловым. Именно подготовленный ими последний вариант текста Хрущев и зачитывал на съезде, изредка отрываясь от написанного[21].

 

7.      ХХ СЪЕЗД КПСС.

а) Выступление ораторов.

В феврале 1956 г. состоялся XX съезд КПСС. XX съезд состоял из двух неравных и различных по характеру частей. Первая - 19 заседаний - ничем не отличалась от предыдущих партийных форумов.

Каждый оратор, как обычно, начинал с восхваления ЦК КПСС, а заканчивал самоотчетом, без какой-либо серьезной критики недостатков. Получалась этакая картина всеобщих успехов и достижений. А между тем ЦК отчитывался за работу в очень сложный период, начавшийся с октября 1952 г., за несколько месяцев до смерти Сталина, и отражавший наметившийся перелом в жизни партии и страны. В деятельности ЦК были крупные ошибки и провалы, однако из прений на съезде складывалось впечатление, будто ЦК работал безупречно, а партия одерживала победу за победой.

Были на съезде и неординарные выступления. Например, речь А.И. Микояна. К удивлению делегатов съезда, Микоян резко раскритиковал сталинский "Краткий курс", отрицательно оценил литературу по истории Октябрьской революции, гражданской войны и советского государства. Брат Микояна - авиационный конструктор, делегат съезда - Артем Иванович Микоян рассказал Анастасу Ивановичу о той негативной реакции зала, с которой было воспринято его выступление. Большая часть делегатов осудила выступление Микояна. Не случайно и то, что оно почти не нашло поддержки в ходе прений. Исключением стало лишь выступление академика А.М. Панкратовой. Она, как и Микоян, говорила о фальсификации исторических фактов в научной литературе.

б) «Секретный доклад» Хрущёва. Создание официального текста доклада и ознакомление с ним граждан.

Доклад Хрущёва на ХХ съезде был неожиданным для абсолютного большинства делегатов. Доклад был потрясением. Зал слушал его молча, в полной тишине. После окончания доклада не было аплодисментов. Только несколько хлопков раздалось в длинном зале Большого Кремлевского дворца.

После окончания доклада было решено прений по нему не открывать"[22]. Было решено также распространить текст доклада в партийных организациях.

В партийных организациях КПСС читался уже отредактированный, правленый вариант доклада Хрущева. Что читал и что говорил Хрущев делегатам ХХ съезда, достоверно неизвестно. Установить степень соответствия печатного текста доклада Хрущева и его устного выступления пока не представляется возможным, так как пока не выявлена магнитофонная запись выступления. Учитывая склонность Н. С. Хрущева к импровизации, возможно, что его выступление содержало и другие дополнительные сведения.

 

 

 

8.      РЕАКЦИЯ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ НА ВЫСТУПЛЕНИЕ ХРУЩЁВА.

а) Неудовлетворённость постановкой вопроса о «культе личности».

Последствия выступления Хрущева для общественного сознания трудно оценить. Попытки открытой критики Сталина предпринимались до выступления Хрущева - в докладе А. И. Микояна, прочитанном на третий день работы съезда. В выступлении Микояна осуждалось отсутствие коллективного руководства при Сталине, критиковались его теоретические работы - "Экономические вопросы социализма в СССР" и "Краткий курс истории ВКП(б). Попытка критиковать Сталина вызвала тогда протест части делегатов и гостей съезда. В президиум съезда пришла записка следующего содержания: "Я не согласен с выступлением правого Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина, живущей в сердцах всех классово сознательных рабочих и будет с радостью воспринято буржуазией. Нас воспитал Сталин. Гала Иозеф. Председатель уличной организации КПЧ в г. Теплице"[23].

После "секретного доклада" Хрущева подобные записки становились просто невозможными. Появились другие записки, иные вопросы, в частности, делегаты съезда спрашивали Хрущева: "После Вашего выступления достоин ли т. Сталин лежать вместе с Лениным?"[24].

Потом была осуществлена беспрецедентная акция - ознакомление практически всего взрослого населения страны с докладом Хрущева, а также рассылка доклада руководителям компартий стран мира[25]. Она, в свою очередь, - вызвала широчайший резонанс. В Москву, в Президиум ЦК КПСС шли письма от руководства исполкома так называемого 4 Интернационала с предложением реабилитировать Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Раковского, тысяч других большевиков, пересмотреть дела ряда руководителей компартий стран Восточной и Центральной Европы - Райка, Сланского, Костова, Дожа и других, Наталья Седова-Троцкая в письме из Мексики просила реабилитировать ее мужа.

Большинство писем шло от тех коммунистов, которые были ознакомлены с докладом Хрущева в своих организаций. Письма были разные. Много их было от репрессированных. Большое число писем пришло от ленинградцев, в разной степени пострадавших или затронутых событиями, последовавшими за убийством С. М. Кирова.

Однако уже первое знакомство с письмами свидетельствовало о неудовлетворенности тем, как вопрос о культе личности был поставлен на ХХ съезде.

Буквально в первые дни после принятия решения Президиума - зачитывать текст доклада в партийных организациях - в Президиум ЦК пришло письмо из Ленинграда, от сотрудника Института русской литературы АН СССР, члена КПСС с 1920 г. И. А. Алексеева. Письмо датировано 9 марта 1956 г. , написано было на второй день после того, как на собрании в этом институте для партийцев и беспартийных членов-корреспондентов АН, докторов наук, старших научных сотрудников и комсомольских активистов-аспирантов их ознакомили с докладом. "Впечатление от прослушанного доклада было для всех присутствующих было настолько ошеломляющим, что это трудно выразить в немногих словах". И. А. Алексеев специально подчеркивал - ни он сам, ни его родственники не испытали на себе террора, он верил Сталину. Но в переоценке ценностей, начавшейся после смерти Сталина и ареста Берии он пришел к выводам, шедшим дальше доклада Хрущева. "Истинной трагедией, - писал он, - надо рассматривать не трагедию личности Сталина. Исторический акт единовластия в системе советского строя надо считать большей трагедией для нас, коммунистов, настоящей трагедией для масс, партии и народа…" Отсюда его выводы, предложения, которые он адресовал Президиуму ЦК КПСС. Партия, считал он, должна осудить Сталина посмертно партийным судом.

Автор письма протестовал и против формы преподнесения "секретного доклада". "Нельзя ограничиться тем, чтобы прослушать доклад и отойти с поникшей головой. Документ зачитывался не для обсуждения, а "доводился для сведения"[26]. Отсюда следовал вывод: "Партия должна осудить Сталина партийным судом. . . Представьте возможность каждой низовой партийной организации высказаться специально по вопросу о Сталине. . . Пусть каждый коммунист выскажется на партийном собрании - является ли Сталин государственным преступником. Да, ответит партия при этом плебисците. Преступник против человечности".

Не трудно увидеть, что размышления этого коммуниста шли гораздо дальше установок ХХ съезда КПСС. Безмолвное выслушивание установок, содержавшихся в докладе Н. С. Хрущева на съезде, заменялось обсуждением: почему произошло то, что было названо "культом личности", кто виноват, что нужно делать, чтобы трагедии партийного самовластья не повторились. Эти вопросы и попытки найти на них ответы вступали в противоречие с монопольным правом партии - а точнее - высшего партийного руководства давать ответы на все вопросы. Демонополизация партии в ее правах на истину оценивалось как покушение на права партии, как политическое преступление.

Партийное руководство, приказывая организовывать собрания, заставляя выслушивать партийные решения, знакомя со спорами, которые велись на партийном Олимпе, невольно само создавало для себя оппозицию, причем оппозицию из членов своей же партии, тех людей, которые имели наивность всерьез поверить в благие ее намерения.

За ХХ съезд Хрущеву прощают все - и его личное активнейшее участие в сталинских репрессиях, и хамские выходки по отношению к интеллигенции, и "кукурузная" эпопея, и кровавые акции в Тбилиси, Венгрии и Новочеркасске. В эпоху перестройки, когда десталинизация была успешно завершена "поколением ХХ съезда", раздавались даже призывы перезахоронить Хрущева у Кремлевской стены - с такой инициативой выступил в 1989 г. на страницах "Огонька" Гавриил Попов.

 

9.      ПРОТЕСТ ПРОТИВ РАЗВЕНЧАНИЯ СТАЛИНА. СОБЫТИЯ В ТБИЛИССИ.

Если говорить о протестах против развенчания Хрущевым Сталина, то, конечно, в первую очередь следует вспомнить о кровавых событиях в Тбилиси в марте 1956 г. Можно осуждать сталинофилию, которой Грузия пронизана и поныне, недоумевать или иронизировать по этому поводу, но факт остается фактом: для многих грузин Сталин остается положительным персонажем. "Маленький народ гордится великим человеком, оставившим в истории куда более значительный след, чем все его предшественники", - так доходчиво обосновывает этот феномен председатель грузинского общества "Сталин" Г.Ониани в официозе "Свободная Грузия" (1994 год, 7 мая). Что же тогда говорить о 50-х годах! Хрущев, готовя свой доклад о разоблачении культа личности Сталина, вовсе не задумывался о том, к каким последствиям приведет это разоблачение в Грузии. Результат не заставил себя долго ждать. Пролилась кровь.

Один из высокопоставленных чекистов Филипп Бобков, командированный в марте 1956 г. в Грузию, вспоминал, что возглавлявший в то время КГБ Иван Серов требовал от своих подчиненных раскрыть в республике контрреволюционный заговор. "Многим деятелям в центре, - пишет Бобков, - очень хотелось услышать от нас, будто в Тбилиси существовал штаб, руководивший выступлениями против решений ХХ съезда. Кто-то угрожал отобрать у нас партбилеты за то, что мы освободили участников волнений - якобы всех, без разбора. Но чекисты Грузии и Москвы, находившиеся в Тбилиси, устояли и на массовые репрессии не пошли. Неужели в Москве никто не подумал о том, как могут быть восприняты в Грузии факты, разоблачающие преступления обожествленного Сталина? Разве не ясно, что туда надо было незамедлительно послать опытных пропагандистов, которые доходчиво и убедительно разъяснили бы людям произошедшее". Хрущев предпочел посылке пропагандистов проведение карательной акции. В Грузии его за это до сих пор поминают недобрым словом... [27] 

Депрессивные настроения среди простых граждан, вызванные развенчанием Сталина, сталинистские симпатии генералитета мало волновали Хрущева. По-настоящему его пугало другое - часть общества, в особенности студенческая молодежь восприняла десталинизацию как начало широкой демократизации не только партии, но и общества в целом. Многие люди наивно полагали, что критика Хрущевым преступлений сталинской эпохи - это первый шаг к уничтожению всевластия партийно-государственной бюрократии. Эту бюрократию, в первую очередь партаппарат, Хрущев хотя и подверг основательным перетряскам, но никогда и не думал демократизировать так, как того хотели простые трудящиеся. А трудящиеся начали интересоваться тем, что им знать не полагалось: сколько получают руководящие работники, где и как они живут, отовариваются и отдыхают, в каких школах учатся их дети. В одном из писем, пришедших в адрес Хрущева в ноябре 1956 г., приводился такой случай: когда Фурцева, уступая настойчивой просьбе простой рабочей женщины, назвала сумму своей зарплаты, то услышала следующее: "Так ты нас никогда не поймешь". Студенты вели себя еще более вызывающе. Вот, к примеру, с какими предложениями выступили весной 1956 г. комсомольцы журфака МГУ: превратить Кремль в музей, вызвать на комсомольское собрание члена Политбюро или министра культуры, разрешить чтение сочинений Троцкого, вывести органы печати из подчинения партийных комитетов. 

10.      ПОПЫТКИ СДЕРЖАТЬ ПРОЦЕСС ДЕСТАЛИНИЗАЦИИ.

Осенью и зимой 1956 г. среди партийных функционеров распространялись панические настроения, ходили слухи о том, что уже тайно составляются списки для будущей расправы над коммунистами. И тогда Хрущев понял, что процесс  десталинизации может принять стихийный, лавинообразный характер.  Чтобы управлять процессом, следовало сделать шаг назад. В декабре 1956 г. ЦК КПСС распространил закрытое письмо под красноречивым заголовком: "Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов". В нем говорилось, в частности, о том, что творческая интеллигенция и студенчество больше всего поддаются влиянию чуждой идеологии и что "диктатура пролетариата по отношению к антисоветским элементам должна быть беспощадной". В мае 1957 г. Хрущев выступил на правлении Союза писателей СССР с упреками литераторам в том, что критику Сталина они восприняли "односторонне". В ноябре того же года, выступая на сессии Верховного Совета с докладом, посвященным 40-летию Октябрьской революции, Хрущев заявил, что "партия боролась и будет бороться со всеми, кто будет клеветать на Сталина, кто под видом критики культа личности неправильно, извращенно изображает весь исторический период деятельности нашей партии, когда во главе Центрального Комитета был И.В. Сталин... Как преданный марксист-ленинец и стойкий революционер Сталин займет должное место в истории..."

Этот резкий поворот вызвал шок в продвинутой части общества. Творческая интеллигенция и студенчество испытали первое тяжкое разочарование в Хрущеве. Шестидесятникам казалось, что колесо истории если не пошло вспять, то уж остановилось точно. Это брожение умов продолжалось до 1961 года, когда на XXII съезде Хрущев в своем заключительном слове вновь подверг Сталина уничтожающей критике. Новый шаг вперед был подтвержден решением съезда «признать нецелесообразным дальнейшее сохранение в Мавзолее саркофага с гробом И.В. Сталина, т.к. серьезные нарушения Сталиным ленинских заветов, злоупотребление властью, массовые репрессии против честных советских людей и другие действия в период культа личности делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее В.И. Ленина».[28]

 

11.      ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ХХ СЪЕЗДА.

Несомненна роль ХХ съезда КПСС, "секретного доклада", прочитанного Н. С. Хрущевым в последний день работы съезда, в создании качественно новых условий развития общественного сознания в стране. Решения ХХ съезда были привлекательны для политической элиты прежде всего тем, что они означали отказ от использования репрессий и террора во внутрипартийной борьбе, гарантировалась безопасность высшему и среднему слоям партгосноменклатуры. Исключалась возможность не только массовых погромов по образцу 1937-1938 гг., но и повторения "ленинградского дела". Осуждение "периода культа личности" и лично Берии снимали ответственность с местных исполнителей и организаторов политических процессов, сохранявших свои посты в партийно-государственной системе. Чем суровее раздавалась критика в адрес Сталина и Берии, тем меньше оставалось спроса с других.

Но был у решений ХХ съезда и другой аспект. Доклад Хрущева уничтожил однозначность оценок роли партии в истории страны. Хотел или не хотел этого первый секретарь ЦК КПСС, он спровоцировал обсуждение вопросов о цене преобразований, о том, что из трагедий прошлого было порождено лично Сталиным о том - что было предопределено самой партией, идеей строительства "светлого будущего". Разрушение одномерности в восприятии прошлого, отход от канонов "Краткого курса истории ВКП(б)" не мог не порождать критичности в оценках.

Пытаясь спасти авторитет партии, ее руководство выдвинуло экономическую программу, призванную в короткие сроки коренным образом улучшить материальное положение граждан страны. Было объявлено решение о подъеме сельскохозяйственного производства, о расширении строительства жилья, увеличении объема социальных благ, сокращении продолжительности рабочей недели. Но социально-экономическая и политическая структура общества не могла обеспечить рост материальных и духовных потребностей людей. Все широко разрекламированные социальные программы проваливались. Экономика, базировавшаяся на жестком бюрократическом централизме, была обременена непосильными расходами на военнопромышленный комплекс, на содержание огромной армии, авиации и военно-морского флота. Ослабление репрессивных начал делало хозяйственную систему, которая покоилась на внеэкономическом принуждении, все менее эффективной. Предпринятые преемниками Хрущева попытки экономических реформ также не увенчались успехом. Все это указывало на обреченность режима и лишь отодвигало время его краха.

XX съезд КПСС не устранил притязаний высшего партийно-государственного руководства на ничем не ограниченную власть, на собственную непогрешность. Оно испугалось начавшихся демократических веяний и скоро приступило к реставрации сталинизма. Но загнать джина обратно в бутылку оказалось невозможно. Несмотря на репрессии и гонения, противостояние прогрессивных сил коммунистической диктатуре постепенно нарастало.

 

 

 

 

 

12.      ЗАГОВОРЫ ПРОТИВ ХРУЩЕВА.

 

XX съезд не изменил природы тех людей, которые находились в верхушке власти. В отсутствие демократических выборов единственным способом замены руководителя является заговор против него, дворцовый переворот. Вдохновитель двух дворцовых переворотов Хрущев испытал этот принцип и на себе.

После XX съезда против набирающего силу Хрущева в Президиуме ЦК образовалась внушительная группа теряющих власть сподвижников (Маленков, Молотов, Каганович, Булганин и др.). Заговорщики решили убрать Хрущева из Первых секретарей, снизив его до министра сельского хозяйства. 18 июня 1957-го года началось заседание Президиума ЦК КПСС – высшего руководящего органа партии. Это было рядовое заседание, на котором обсуждались вопросы уборки хлеба и хлебозаготовок. Также предполагалось решить, кому из членов Президиума ехать на празднование 250-летия Ленинграда. Хрущев предложил поехать всем составом. Ворошилов высказался против – нечего, мол, делать всем на торжествах, есть дела и поважнее, а ленинградцы не обидятся. Ворошилова поддержали и другие члены Президиума. В ответ Хрущев «прошелся» по коллегам.

Тут-то, и началось. Руководители партии принялись отчитывать Хрущева за его грубость. В вину Первому поставили также и его начинания – целину, Совнархозы и другие глобальные проекты, в общем все то, что потом будет названо волюнтаризмом. Практически вся партийная верхушка – Ворошилов, Маленков, Молотов, Каганович, Булганин, Первухин и Сабуров – высказались за смещение Хрущева с поста Первого секретаря ЦК.

В тот раз Никита Сергеевич сумел выкрутиться. Он перевел вопрос о своей отставке на срочно созванный Пленум ЦК партии, в котором участвовали все члены Центрального Комитета. Большинство из них поддержало Хрущева. Кроме того, за Хрущева был Жуков, а значит, армия.

Жукова разыскала секретарь ЦК Фурцева — его не было в Москве. Явившись к оппозиционерам, маршал заявил протест. Заявление министра обороны: "Надеюсь, что меня поддержат Вооруженные силы" — всё поставило на свои места. Но для окончательного изгнания "антипартийной группы Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова" нужен был пленум ЦК. Сторонников Хрущева (каждый голос имел значение!) из разных мест Союза доставляли на пленум, ввиду особой срочности и секретности, военно-транспортными самолетами, выделенными по приказу того же Жукова.

(После разгрома оппозиции пребывание Жукова на вершине военной и политической власти (военный министр и член Президиума ЦК), при его, Жукова, отчетливой неприязни к политконтролю над армией, становилось для Хрущева опасным. Через несколько месяцев — Жукова за "бонaпартизм" (термин предложен неутомимой Фурцевой) сняли со всех должностей и отправили командовать военным округом).

В итоге Хрущев остался на своем посту, а бывшие верные ленинцы – Молотов, Маленков и Каганович с «примкнувшим к ним» Шепиловым стали антипартийной группой. Правда, расправились с ними, в отличие от прошлых лет, отнюдь не жестоко. Молотов был отправлен послом в Монголию, затем он стал представителем в МАГАТЭ (Швейцария). Маленков уехал руководить ГЭС, а Каганович – горно-обогатительным комбинатом.

 

Хрущева же снимут через семь лет те, кто его поддерживал, те, кого он ввел в Президиум ЦК – Брежнев, Суслов, Подгорный, Семичастный, Игнатов. Этот заговор подробно описан, о нем даже снят художественный фильм. 1964 год – конец периода «оттепели».

 

 

 

 

13.      ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

 

Говоря об исторических событиях 1953-64 гг., мы постоянно сталкивались с потребностью оценить личность государственного деятеля.

Об исторических личностях разговор вести всегда трудно, поскольку приходится рассматривать их одновременно как с объективно-исторической, так и с психологической точки зрения. Можно вспомнить Наполеона, на которого до сих пор существует два взгляда. Его долгое время боготворили даже в России, куда он принес столько бедствий. Как же – ведь он общепризнанный гений!

Точно так же до сих пор живут среди нас люди, носящие на демонстрации портреты Сталина. И все же о Сталине говорить легче.

Исторически Сталин – создатель самого бесчеловечного государственного строя, кровавый диктатор.

Человеческие качества Сталина выявлены к настоящему времени достаточно полно. Мания величия, мания преследования – этот диагноз поставил ему Бехтерев, отравленный в тот же вечер. Подозрительность, грубость, абсолютная жестокость. Железная воля к власти. Азиатская хитрость, проявившаяся в борьбе за власть после смерти Ленина. Очень невысокий культурный уровень. Что касается ума, логичности принимаемых решений, то кому мы обязаны крупнейшим ошибкам в военной стратегии, приведшим к многочисленным поражениям во время войны?

 

Советский период породил особую разновид­ность лидерства — вождизм. Вождь, обладаю­щий харизмой (к ним можно отнести В. И. Ле­нина и И. В. Сталина), является наиболее точ­ным синонимом термина «лидер», харизма же — самый существенный элемент его власти, кото­рый Макс Вебер определил как «не­обычно высоко ценимое качество некоей личнос­ти, благодаря которому она превозносится как наделенная сверхъестественной, или сверхчело­веческой, или по меньшей мере необычной, спе­цифической, недостижимой ни для кого другого силой или особенностью, или же как посланная Богом, или как достойная подражания и, в силу этого как «Вождь». Величие вождей основано не на их собственной гениальности, а на той значи­мости, которую приобретает личность силой об­щественного мнения».

Следовательно, в основе власти вождя лежит политический миф о его исключительности, ко­торый поддерживается в массовом сознании. Личность вождя обожествляют, ей поклоняются. Харизма вождя опирается на наличие «единой коллективной воли народа», единой массы, где вождь представляет всеобщую волю. На этом ос­новано отождествление вождя и народа. Культ вождя, ритуалы его почитания становятся эле­ментами политической культуры советского ти­па, составляют разновидность политической псевдоре­лигии.[29]

 

Стал ли вождем Хрущев? Нет, не стал. Лишенный таинственности, чересчур открытый обществу, он не имел шансов стать новым вождем. Начатый им процесс частичной демократизации привел в первую очередь к тому, что он сам стал героем анекдотов, что исключает вождизм. Другой вопрос – хотел ли он им стать. Наверное, объективного ответа на этот вопрос мы уже не получим. Как и не сумеем до тонкостей разобраться во всей психологии этой противоречивой личности. Воспитанник Сталина, Хрущев тоже обладал политической хитростью и волей к власти. Он был столь же мало культурен. Он был напичкан марксистско-ленинскими догмами. Но он был ближе к характеру простого русского крестьянина, он не был столь подозрителен и жесток.

И один вывод мы можем сделать определенно: с культом личности Россия покончила навсегда.

 

Объективно-исторически  же мы должны говорить о десятилетии 1954-1964 гг., когда Хрущев возглавлял государство, и необходимо признать, что за эти годы было многое  сделано именно для людей.

Были выпущены из лагерей и реабилитированы сотни тысяч политических узников.

Правоохранительной системе была придана форма законности и относительной открытости, было покончено с всесилием КГБ.

Получили паспорта, т.е. права граждан, советские колхозники (редко вспоминают, а многие просто не знают о том, что колхозники при Сталине не имели паспортов и, стало быть, свободы передвижения).

Изменилась общественная атмосфера, появилась относительная свобода мнений, возросло доверие к художнику-творцу. Да, Хрущев устраивал разносы замечательным художникам – Борису Пастернаку, Андрею Вознесенскому, Эрнсту Неизвестному, Михаилу Дудинцеву, но все же их не постигла участь Мандельштама и Мейерхольда, Цветаевой и Платонова. В эти годы начали работать и издавать свои произведения многие молодые художники, составившие славу российского искусства. Возникло поколение шестидесятников – тонкий, но крепкий слой интеллигенции. Вдохнув  в 60-х годах глоток свободы, они «вынесли огонь сквозь потраву»[30] брежневского периода и во второй половине восьмидесятых годов оказались готовыми поддержать радикальные реформы.

В значительной степени была решена жилищная проблема. Хрущев энергично внедрял блочное строительство стандартных железобетонных домов – примитивных, но дешевых в производстве. Ирония судьбы: сегодня презрительно называют хрущебами те самые пятиэтажки, в которых миллионы семей впервые получали отдельные квартиры.

Резко возросла продуктивность сельского хозяйства. Создание совхозов на месте нищих колхозов с точки зрения либерализации экономики формально следует считать шагом назад. Но крестьяне стали получать не трудодни – палочки, а зарплату, что позволяло им попросту выживать.

Получила мощное развитие химическая промышленность и на ее базе – легкая. Люди сумели одеться. Сейчас ведь трудно поверить, что в начале пятидесятых годов основной  одеждой большей части населения (исключая Москву) были стеганые ватники.

Усилилась роль науки, появились научно-технические достижения мирового уровня. Ученые, выпущенные из бериевских «шарашек», получили институты и щедрое финансирование. Был снят запрет с «лженаук» генетики и кибернетики.

Была сокращена численность армии.

Возобновился диалог с иностранными государствами. Впервые после десятилетий состоялся обмен визитами с руководителями западных государств и стран третьего мира. Большим событием стал Всемирный фестиваль молодежи в 1957 году, впервые позволивший советским людям напрямую общаться с иностранными гражданами. Сталинский «железный занавес» был снят навсегда.

И многое другое, что продолжало жить, сказывалось на экономике и общественной жизни еще многие годы, обеспечивая стабильность безвольного брежневского режима.

Интересно отметить, что после снятия Хрущева немедленно были отменены только два его конкретных новшества: о переизбрании партийных работников после двух сроков и совнархозы. Первое – попытка ввести хотя бы какую-то сменяемость руководителей, второе – попытка децентрализации той экономики, при которой в Москве решали, сколько гвоздей и мыла нужно каждому городу. Партийная бюрократия, убрав Хрущева, сохранила неприкосновенность своего существования.

 

Когда успешно осуществился заговор против Хрущева в 1964 году, снятого лидера особенно беспокоил вопрос – как с ним поступят – по-сталински или по-хрущевски. Сталин никогда не оставлял в живых побежденных соперников. Снятые же Хрущевым Маленков, Молотов и Каганович пережили Хрущева.

 

«Пенсионер союзного значения» Н.С. Хрущев умер своей смертью в 1971 году, о чем было краткое сообщение на последней странице «Известий». Похоронен на Новодевичьем кладбище. Семья Хрущева обратилась с запросом в правительство – собирается ли оно установить на могиле памятник, на что был получен отказ. И тогда семья поручила создание памятника Эрнсту Неизвестному, тому самому, ныне всемирно известному скульптору, с которым Хрущев схватился чуть ли ни  «за грудки» в 1963 году на выставке в Манеже.

Памятник представляет собой шесть каменных кубов, три черных, три белых – символ противоречивости личности Хрущева. На высоте человеческого роста в камнях вырублена ниша, в ней помещена бронзовая голова потрясающего портретного сходства. Создается впечатление, что Хрущев  заключен в каменную темницу своих противоречий.